Хрен с бугра
Шрифт:
И беда не в том, что за невкусное хлебово сдерут ресторанную цену, а в том, что мой желудок, изнеженный руководящим гастритом, после такой гастрономии поднимал форменный бунт.
Такой была оперативная обстановка от момента выхода из редакции до входа в гостиницу и, казалось, ничто не могло изменить ее.
Однако жизненные обстоятельства часто оказываются сильнее нашей стратегии и тактики. Если формулировать положение по-военному, то стратегия и тактика женщины пересиливают любые мужские обстоятельства.
— Вы мне поможете? —
— С удовольствием, — сказал я, преодолевая неудовольствие, и придал лицу подобающее выражение искренней вежливости и рыцарства.
Номер гостье отвели на третьем — последнем этаже. А поскольку технический прогресс в те дни еще только приближался к нашей области по щербатым ступеням истории, обгоняя его, путь наверх с тяжелой поклажей мы проделали ножками.
Звезда шла впереди легко и быстро, словно танцовщица. Я смотрел на ее покачивавшиеся бедра, на стройные ноги и философски думал о том, насколько здоровые, округлые формы способствуют осязанию призыва любви.
В длинном полутемном коридоре, окрашенном в гнусный зеленый цвет, я нашел нужный номер, открыл дверь ключом с тяжелым чугунным набалдашником на кольце и внес чемодан в прихожую.
В номере было сумрачно. Пахло хозяйственным мылом и хлорамином.
Звезда осмотрела апартаменты, пощелкала выключателями, выясняя, на какие лампочки они распространяют влияние, потом повернулась ко мне:
— Садитесь, пожалуйста. Надеюсь, вы меня не бросите?
Вежливые слова прощания, которые я уже приготовил и мысленно отредактировал, так и остались на языке до следующего удобного случая.
— Здесь можно заказать обед в номер? — спросила Звезда.
Что можно и чего нельзя было сделать ЗДЕСЬ, я не знал, поскольку никогда не жил в гостинице своего города.
— Попробуем, — сказал я и сел к телефону, втайне боясь, что он не работает.
К моему удивлению, ресторан откликнулся на призыв с подчеркнутой готовностью. Минут через десять после звонка в номер пришла официантка в белом фартучке и с крахмальной наколкой на гриве рыжих волос.
— Наш трудовой коллектив взял в эти дни обязательство на образцовый сервиз, — пояснила она, не ожидая наших вопросов. — Что гостям будет угодно?
Мы заказали шампанское, полный обед и даже фрукты. Само то, что всё это оказалось в НАШЕМ городе, в НАШЕМ ресторане, уже выглядело сказочным приключением, которое стоило пережить. Почаще бы приезжали к нам вожди партии и народа! Добро пожаловать, дорогие товарищи!
Официантка выпорхнула выполнять обязательства по «сервиЗу», и стук ее каблучков дробью рассыпался по коридору.
Звезда встала с дивана, посмотрела на меня смиренно, будто извиняясь.
— Я сполоснусь с дороги. Можно?
Открыв чемодан, она стала что-то искать. Из такта мне пришлось отойти к окну и отвернуться.
Некоторое время спустя сквозь закрытую дверь из ванной донесся плеск воды…
Обед в номер доставили минут через двадцать. А еще минут через пять стих шум воды, и в комнату вошла Звезда.
На ней был только розовый прозрачный халатик…
Ныне подобная упаковка женского тела для человечества — уже давно пройденный этап сексуальной цивилизации. Но по тем временам, да еще для нашей провинции все выглядело потрясающе смело, призывно и до крайности возбуждающе.
Я буквально похолодел. И было ведь отчего.
Внешне весь женский организм для приличия был прикрыт тканью. Но в то же время все в нем выставлялось на обозрение. И не в натуральном виде, а чуть приукрашено, в розоватом цвете, со всеми недосказанностями и недорисованностями, которые легко восполнялись воображением. Кстати, воображения на подобные вещи в силу тогдашнего нестарого возраста у меня еще хватало.
Пока Звезда шла к столу, я успел разглядеть и домыслить ее всю — с головы до пят. И пышную грудь с темными сосками, глядевшими в разные стороны, и соблазнительную ложбинку пупка на сытом животике, и едва уловимую тень женственности, затаившуюся чуть ниже широких покачивающихся бедер.
Устоять, удержаться от соблазна в такой ситуации не было никакой возможности, и в тот день мои моральные устои с треском обрушились на гостиничную кровать, погребая под собой наши тела…
— Ты всегда так? — отдышавшись, спросила Звезда.
— Что, плохо? — спросил я.
— Нет, почему, — ответила она. — Даже интересно… Можно и повторить.
Мы повторили и раз и два.
Потом я сидел у стола и отмачивал душу шампанским, а Звезда, свободная от одежд и условностей, в одних черных чулках — писк моды тех времен — валялась на постели и кокетливо спрашивала:
— Как я смотрюсь в таком виде? Нравлюсь тебе?
Она смотрелась и нравилась.
Мои моральные устои обрушились вновь.
Задержался в гостинице я надолго …
ПА-ДЕ-ДЕ
На следующий день ближе к полудню меня позвал Главный.
— Ты бы разобрался, — выдал он директиву. — Ко мне пришел сигнал. Говорят, что Фея запирается с Лапшичкиным.
Формулировка довольно прозрачная, но я сделал вид, будто сквозь нее ничего не проглядывает.
— Ну и что? Может, они фотографии печатают?
— Может быть. Только сигнал есть, будто у них па-де-де . Так ты зайди в бюро машинной писи и поговори сам.
«Бюро машинной писи» — так с давних пор в редакции именовалось машбюро. Оно располагалось в конце длинного темного коридора, пропахшего типографской краской и табачным дымом. Ходить туда я не любил.
Штат бюро делился на две группы, равные по количеству, но отнюдь не по силам. Одну из групп в коллективе называли «ягуси», другую — «феи».