Хрен знат
Шрифт:
Я тоже замер. Замерли все. Потому, что в этот миг на причал заехали две белоснежные "тачки". Синхронно хлопнули двери и на всеобщее обозрение вышли два красномордых парубка.
– Докеры, что ли?
– предположил кто-то из наших. Робко так предположил, с оглядкой на помполита.
– Да ты офигел!
– от души возмутился я.
– Где это ты видел докера в фирменных джинсах, да еще при такой машине?! Скорей всего, это подстава, контрпропаганда. Собрали всем миром, как женихов на смотрины, и пыль пускают в глаза!
Все дружно со мной согласились. Очень уж эти хлопцы не тянули на пролетариев, измордованных
– И такое возможно!
– благосклонно кивнул помполит.
– Оскорбления наших граждан, шантаж, провокации и даже попытки вербовки - здесь это не редкость.
Красномордые хлопцы лениво курили, "стреляя" глазами расстояние до нашего борта. Наконец, оба раскрыли багажники, достали аккуратные красные свертки с яркими лейблами и мгновенно облачились в комбинезоны. Не снимая костюмов, как фокусники.
– Шаг, другой, движение рук, треск закрываемой "молнии", - и они уже ловят выброску, запущенную кем-то с кормы. Вторая выброска ушла с полубака. По воде заскользил тяжелый манильский канат.
– Ну-ка вы, двое, - неожиданно сказал помполит, обращаясь ко мне и Паше, - помогите капиталистам. Вишь, как упираются, бедные! Неровен час, кишки через задницу повылазиют.
Было бы сказано! Мы лихо махнули через фальшборт, затопали по бетону.
– Раз, два, раз, два!
Боровик сматывал выброску и командовал. Я упирался. Англичане, управившись с кормовыми концами, поспешили на помощь. Они тоже тянули тяжелый шпринг, подчиняясь голосу Паши:
– Раз, два, раз, два!
– Do you speak English?
– спросил между делом завхоз, обращаясь к местным аборигенам.
Наверное, хотел уточнить, говорят по-русски шпионы и провокаторы, но сказал то, что сказал. Вырвалась фраза с первой страницы англо-русского разговорника.
– Yeas, - озадаченно протянул англичанин и подавился жвачкой.
– Ну, тогда крепи, на хрен!
– прорычал Боровик, хватаясь за тяжелый конец. И его - представляете?
– поняли!
Паша развеял свои сомнения, убедился, что это шпионы. Он возвращался героем. Я семенил позади. У главного трапа нас уже ждали:
– Давайте, хлопцы, за мной!
– Помполит по-отечески улыбался. Наверное, мы пришлись ему по душе.
Он шел налегке. За ним поспевал старший помощник, при фуражке, в парадной форме. И последним - подшкипер Кирпу, с тяжелой железной свайкой и мотком проволоки-катанки.
– Куда это мы?
– вопросил Паша на правах старшины и пристроился рядом с ним.
– Так срать то куда-то надо?
– философски ответил Кирпу.
– А судовые сортиры все уже опечатаны!
Искомый объект находился в торце, между двумя доками. Это был презентабельный домик из белого кирпича, со слегка обозначенной, ажурной оградой. Судя по отсутствию настенных надписей на славянских наречиях, здесь еще не ступала нога нашего человека. Был домишко о трех дверях, что само по себе дико. "For ladies" - гласила надпись над первой из них. "For gentles" - на той, что с другой стороны. А третья, с торца, была обозначена очень туманно: "Aziatic type".
– Мне кажется, есть у них чувство юмора, - заметил я, имея в виду англичан.
– Пойдем, поглядим?
– предложил Боровик.
– Никогда не встречал азиатских сортиров!
Открывая дверь, я готов был увидеть все что угодно, но дохнуло чем-то родным, в переносном, понятно, смысле. В этом отсеке напрочь отсутствовал запах фекалий, но много чего присутствовало: розовый кафель, яркий рассеянный свет, зеркало во всю стену, белоснежные раковины, мыло и полотенца, дезодоранты и озонаторы. А чистота! Так стерильно бывает только в приемной большого начальника. Впрочем, все это мишура. Исконная сущность предмета - стандартный совдеповский унитаз. Тот самый, на который взбираются в шапке и сапогах, а делают свое дело в классической позе орла.
– Насколько я понял, - сумрачно выдавил Паша, - джентльмены в такие не ходят. А я вот, такой джентльмен, что отвез бы его в деревню, да использовал вместо дома. А старую хату и не жалко пустить под сортир.
И как его помполит не услышал?!
– Вы еще здесь? А я уже волноваться начал!
– скороговоркой выпалил он,
Бравым шагом он прошел мимо нас, просквозил "вдоль рядов". Затем, загибая пальцы, по-хозяйски пересчитал унитазы:
– Итого пять! Если повар не начудит, - нашему брату хватит!
На улице было немного светлее. Кирпу насвистывал "Арлекино". Он закончил свою работу. Все остальные двери были забиты крест-накрест, и заделаны для надежности скрутками толстой проволоки.
Я стоял, как оплеванный. Почему-то вдруг показалось, что меня, гражданина великой державы, опустили до уровня азиатского унитаза...
Глава 14. Постельный режим
Я проболел по минимуму, равно три дня. Градусник сыграл за меня и стабильно показывал нормальную температуру. Днем не спалось, не давали мухи. Вот не сиделось пернатым на стенах и потолках, на белых косичках провода гупера. Им - хоть умри!
– а подавай мою рожу. Когда они доставали и бабушку, та приступала к репрессиям. Открывала все двери настежь, хватала большую белую тряпку и, с возгласом "Кыш!" начинала гонять эту свору от дальней стены к дверям, из большой комнаты через кухню - и так до самой веранды. Мух становилось меньше, но исправляться они не хотели. Какой уж тут сон!
С каждым "гавом" Мухтара, я подбегал к окну и с надеждой смотрел на калитку. Ну, хоть бы одна падла пришла навестить больного товарища! Вот если бы я скоропостижно скончался, Витя Григорьев примчался бы первым. А видеть меня живым, ему неинтересно, нет перспективы.
В общем, дни напролет я валял дурака. Валялся в кровати и читал настольные книги старшего брата: "Сержант милиции", "Дело пестрых", "Рапсодия Листа", "Зеленый фургон". Хотел разобраться, что же такого в них, подвигло его поступать в юрфак?
В отличие от меня, Серега был пацаном дерзким, способным на решительные поступки. Во время семейных скандалов, я затыкал уши, забивался куда-нибудь угол и, молча, страдал. Потому, что любил и мать и отца, не отдавал никому предпочтения. Он же, не пропускал ни единого слова. Стоял рядом со мной и следил за происходящим воспаленными, сухими глазами.
Последнюю ссору я помню очень отчетливо. Случилась она, когда отношения между родителями были уже на грани разрыва. Мамка сидела за столом, опустив голову, а отец бегал по комнате, едко прохаживаясь по всей ее родословной: