Хрен знат
Шрифт:
У нашего дома сигналят машины такси. Уходят одни гости, вместо них приезжают другие, чтобы поздравить лично, глаза в глаза, а не как в центральной России - по телефону. Новый Год по-дальневосточному, дарит такую возможность всем, у кого рядом родственники и друзья.
Мы с братом досидим до утра, когда все разойдутся, торжество станет маленьким, скучным и переместится на кухню. Ведь, по большому счету, Новый Год это семейный праздник и каждый из тех, кто ночью присутствовал за нашим большим столом, будет слушать Гимн СССР дома, среди родных.
Пейзаж за окном потускнел. Постепенно погасли огни. Как орудие после выстрела, дымится вершина Ключевского
Время идет особенно быстро, когда просишь его не торопиться. В день перед отъездом, мать посвятила мне целых сорок минут. Я попросил ее почитать вслух. Выбор пал на сборник стихов о войне.
"Рассказал нам эту сказку
Землячок один
В грузовой машине тряской
По пути в Берлин".
Я вспоминаю это последнее четверостишье, паузы, интонации, звук захлопнутой книги каждый раз, когда прохожу мимо старой груши. Есть у меня зарубки на прошлом, памятные места, помимо родных могил. Там оживают звуки и чувства.
А на следующий день, с утра, мы провожали Серегу и маму на железнодорожный вокзал. Тогда еще было рентабельно возить пассажиров в пригородных поездах. От нашего дома это восемь минут ходьбы самым медленным шагом...
Как у них там, на Камчатке сложилось в эти два года, я узнал не так уж давно. Зашел ко мне как-то Серега: посидеть, покурить, рассказать о своих неудачах. Он ведь старший, и первым дошел до черты, когда прошлое становится важней настоящего. Компьютер ему подарили, когда уходил на пенсию. Только раньше братишка на нем в "стрелялки" играл потому, что не было интернета. А тут, зарегистрировался в "Одноклассниках" и принялся разыскивать родственников отца, чтобы узнать, где он похоронен.
От Сереги я такого не ожидал. Вроде бы следователь, бывший "важняк" шестого отдела, а никакого понятия о человеческой психологии. Если кто-то что-то и знает, так, кто ж тебе скажет? Люди давно поделили квартиру, какое-то там, наследство, продали, перепродали. И тут, вдруг, находится родной сын. Для них это не радость, а головная боль. Кто знает, что у него на уме? Мне он, конечно, может втирать, что ни на что материальное не претендует. Я поверю, потому, что и сам точно так же воспитан, но родичи? "Где ты, - спросят, - пропадал раньше, когда был при деньгах, при здоровье, при силе? Почему ни разу не навестил, не досмотрел, это же твой отец?!"
Все это я пытался объяснить Сереге на пальцах. Ох, и туго до него доходило после лечения в стационаре! Злые фразы от лица виртуальных родственников, он воспринимал, как мои.
В общем, мы с братом чуть не поссорились. Вышли на улицу перекурить, и тут, будто Господь надоумил меня спросить: как им жилось-можилось на Камчатке? Что за мифическую квартиру мать получила, а потом сдала государству? Где это? Как проехать?
Серега вообще очень трудно переключается с темы на тему, хоть помнит давно минувшие дни лучше чем то, что случилось месяц назад. Сначала он сыпал голыми фактами, потом в дело пошли конкретные эпизоды, характеристики, а в конце уже так разошелся, что чуть не заплакал, старый дурак.
Как бы то ни было, а на причале их встретил отец, отвез в дом на Морской улице, опять прописал. Серега вернулся в свой класс, а мать снова стала работать в той же самой вечерней школе.
Полгода жили спокойно. Родители честно пытались начать семейную жизнь с чистой страницы.
– Потом, как всегда, - Серега потушил сигарету и взялся за чашку остывшего кофе.
– Пришлось уходить на квартиру.
Их было потом много, этих чужих углов. Пять, или шесть. За время скитаний, ему пришлось поменять целых четыре школы в разных частях города.
– И ты знаешь, Санек, - в глазах старшего брата оживало далекое прошлое, лица людей, их поступки, - вроде все педагоги. Ну, те, у которых мы жили. А вот, ни одной благополучной семьи. Нигде больше месяца не задерживались. Помню тетка, дородная, видная. Муж у нее заболел. С кровати не вставал, ходил под себя. Так она сняла для него комнату, и перевезла вместе с трусами да майками, подальше от глаз. А он взял там, да помер. Мы, значит, с мамкой собираем манатки, чтобы место освободить. Потому как, его родители должны приехать на похороны. А она все рыдает, руки заламывает: "Надя, как быть? Что сказать его матери?"
Я несколько раз кипятил чайник, заваривал кофе. Поставил на стол запасную пепельницу, чтобы не сбить с мысли, не спугнуть ее долгой паузой. И сам с наслаждением погружался в черно-белую ленту Серегиных воспоминаний, где было все таким родным и знакомым.
– Потом был какой-то конкурс, - продолжал говорить он.
– По итогам его, мать признали лучшим учителем города. Начальство ломало голову: чем бы таким особым ее наградить, чтобы дешево и сердито? Мать за себя никогда бы не попросила. Но подруга ее... она в той же вечерней школе работала библиотекарем. Та пошла в ГОРОНО, и там рассказала о наших мытарствах. В общем, дали матери комнату из старого жилфонда, на втором этаже деревянного дома. Помнишь наш дом на улице Океанской, который разрушило землетрясение?
Еще бы не помнил! Если б не землетрясение, неизвестно когда бы, я впервые увидел дедушку с бабушкой!
– Ну, так это недалеко, вверх по горе. Остановка автобуса "Индустриальная". Даже комнаты расположены точно так же. Наша была первая справа: стол, две кровати, два стула, полка для книг. Вот и вся обстановка. Больше ничем не успели обзавестись. Мать положили в стационар, с подозрением на туберкулез. Целых полгода к ней никого не пускали.
– Как же ты жил?
– Ты знаешь?
– голос Сереги дрогнул, - ожесточился. Сам себе сказал, что не сдамся. Не дам ни единого повода, чтобы меня в детский дом упекли, или вернули отцу. Эту комнату... я ее два раза на дню с щёлоком пидарасил, каждую пылинку сдувал. А так... что приготовил, то съел. Как постирал, погладил, так и пошел в школу. Каждые две недели, приходила тетка с материной работы, та самая, библиотекарь, приносила немного денег. Через нее мать передала, чтобы не вздумал ничего сообщать бабушке с дедушкой. Несколько раз приезжали Машкины, соседи по отцовской квартире. Готовили человеческую еду. Вот только он сам, не нашел времени, или не захотел...
Слушая эту исповедь, начинал понимать, почему мать и Серега вернулись с Камчатки порознь, с разницей в две недели. Он доказал свою взрослость. Мальчишку, который полгода был хозяином в доме, не страшно отправлять в санаторий за тысячи километров. Даже на два потока.
– Соседи иногда помогали, - рассказывал старший брат, - даже незнакомые люди. Бывало и так, что без них никуда. Вот, помню, ближе к зиме, дрова у меня в сарае закончились. Сходил я в контору, выписал, а после уроков поехал на склад. До вечера отстоял в очереди. Когда впереди оставалось пять или шесть человек, учетчица захлопнула амбразуру и говорит: