Хрен знат
Шрифт:
– Погодь, - озадаченно сказал дед Иван, разглядывая мою приспособу, - насколько я понял, эта хреновина крутится на валу, и должна, по задумке конструктора, сбивать напайками семена. Так?
– Так, - подтвердил я.
– Ну, если деревянной лопаточкой метелку сверху прижать, какой-то толк с этого будет. Только кажется мне, получится не намного быстрей. Степан! Как ты думаешь?
– А черт его знает, - отозвался тот с верхотуры, - спущусь, посмотрю.
– Са-ашка-а!
Ох, и волнуется бабушка! Надо идти, а жаль: пропущу самое интересное. Опека по мелочам надоедает. Но я своих стариков
Ужин ждал меня у кровати: картофельный "совус" с куринной "булдыжкой", чай с лимоном, вазочка с "пышками" и немного малинового варенья в хрустальной розетке. Я ел в одиночестве. В доме стояла мертвая тишина. Бабушка вышла, чтобы еще раз позвать деда, и тоже с концами.
Я добавил громкость нашей "тарелке" и под звуки классической музыки принялся за еду.
Нет, какие волшебные куры бегали в нашем дворе! Мясо плотное, ароматное, в каждой тушке на палец жира, такое не приедается никогда.
Уж в чем-чем, а в курице я понимал. Она эволюционировала рядом со мной всю долгую жизнь, в вареном и жареном виде: от бабушкиных деликатесов до приснопамятных "ножек Буша". Во флотском меню это блюдо относится к традиционным. Последний салага знает: если на календаре воскресенье, значит, на завтрак будет кофе и сыр с ветчиной, а на обед - курица с рисом. В каких только иностранных портах мы ни пополняли запасы продуктов! И в первой десятке каждой заявки обязательно фигурировала она - ее величество chicken. На ледоколе гидрографе "Петр Пахтусов", я вообще эту курицу жрал за двоих. Ну, это молчаливому сговору буфетчицы и поварихи. Там не только они, а вся женская часть нашего экипажа, относилась ко мне с глубочайшим почтением. Спасибо Володе Зибареву.
Этот лысый, невзрачный мужик числился у нас пассажиром. Мы везли его к месту работы, на далекий арктический остров под названием Голомянный. Он, как и все представители нашей науки, был сотрудником института Арктики и Антарктики. Я с ними дружил. А потому, и Володя вскоре получил доступ в радиорубку. Его отрекомендовал Платон Скороходов, заместитель начальника экспедиции:
– Уникальный, - сказал, - человек. Он может на стоячем хрену запросто пронести чайник с водой. Баб имеет в широком диапазоне, от восемнадцати до пятидесяти, лишь бы задница была у нее широкая, как мечта.
В среде моряков умеют ценить людские таланты. Будь то игра на гитаре, вязание макраме или таскание чайника на хрену. И я почему-то сразу же подумал о Верке. У нас только она подходила под такие параметры. И не только подумал, а пригласил на банкет.
Лично пришел и поставил в известность, что будет присутствовать феномен, который своим чудильником запросто выдает такую вот, "цыганочку с выходом".
– Ладно, приду - хмуро сказала она, - в коридоре немного управлюсь и забегу. Хоть посмотрю, что там за чудо.
Верка была "в доску своим мужиком". За широкой душой, у нее ничего не водилось: ни жилья, ни семьи, ни родителей. Совсем ничего, кроме работы и красивой прибалтийской фамилии, которой ее наградили в детском приюте. Девчонка росла среди пацанов, и мыслила как пацан. Мечтала о море, о бригантине под красными парусами, о сытой безбедной жизни, чистой, как душа капитана Грея. Откуда ей было знать, что "лицам, не имеющим родственных связей", дорога "в загранку" заказана навсегда?
Осознание жизненной прозы приходило с годами. После десятого класса, Верка рванула в Архангельск. Было лето. Пора отпусков и нехватки кадров. Ее без проблем приняли в пароходство на должность буфетчицы и даже отправили море. Каботажное судно шло на Игарку, но девчонке казалось, что все еще будет, что счастье еще впереди.
Первый день прошел в кропотливой работе и борьбе со своим организмом. Волна в Белом море короткая, резкая. Штивает так, что сбивает с ног. А вечером ее пригласил капитан, якобы, убраться в каюте. Наверное, он не знал, что детдомовцы умеют постоять за себя. Когда этот взрослый женатый мужик потащил ее на кровать, Верка сначала опешила, но быстро пришла в себя и навесила ему на фасад такую полновесную "сливу", что после ее уборки к капитану вызвали доктора.
Первый же порт захода, для буфетчицы оказался последним. Ее списали в Мезени "за профнепригодность".
В кадрах девчонку отечески пожурили и наказали "впредь не отлынивать от работы".
– Да я...
– Верка поперхнулась от возмущения.
– Идите!
– сказал кадровик.
– Идите оформляться в резерв.
Долгих три месяца она проработала прачкой в детском саду, за восемьдесят процентов оклада. Без северных и валютного допинга, на шестьдесят рублей себя прокормить трудно. Но Верка сдюжила. Экономя на всем, сумела и приодеться, и обзавестись косметикой.
Следующий рейс тоже был каботажным. Судно шло к Новой Земле, везло для вояк какие-то грузы. Капитан закрылся в каюте и беспробудно пьянствовал один на один со своим отражением в зеркале. Похмелье переходило в безудержное пожирание водки и заканчивалось битьем казенной посуды.
О том, что он, какой-никакой мужчина и должен иметь влечение к женскому полу, бравый моряк вспоминал только перед тем, как упасть. Так что, с его стороны Верке ничего не грозило. В каюту, пропахшую спиртом, она приносила закуску и несколько раз в день, выгребала оттуда мусор.
Как-то, накрывая на стол к вечернему чаю, буфетчица невольно услышала такой разговор:
– Хреноватый у нас повар, - сетовал старший механик.
– Жратвы за столом остается прорва, и все уходит за борт, рыбам на корм.
– Нам бы поросеночка завести, - предложил второй штурман.
– Это ж чистая экономия!
– Идея хорошая, - одобрил старпом, отвечающий, как за расход продуктов, так и за чистоту, - только где держать то его? Где изыскать подходящее помещение?
– В капитанской каюте, - мрачно сказала Верка.
– Им вдвоем веселей будет!
Кто-то донес. Стоит ли говорить, что после этого рейса буфетчицу снова списали.
Голодный "резерв" опять продолжался три месяца. В стране насаждался прогрессивный "щекинский метод". Лишних людей выявляли повсюду, кроме высоких начальственных кабинетов и, "с большим личным удовлетворением", сокращали. Кем только ей не довелось поработать! И прачкой, и грузчиком, и подсобным рабочим на стройке, и мойщицей в пароходской столовой. Денег, правда, стали платить больше. Веркин оклад впервые помножили на первый процент "северных".