Христианские древности: Введение в сравнительное изучение
Шрифт:
Конечно, первые попытки опереться в изучении христианских древностей на данные архитектурной археологии могли быть успешны лишь отчасти, поскольку сама информация была неполна и плохо обобщена. Даже такой археолог, как Ганс Литцманн в двухтомнике «История древней церкви» (1930-36) был вынужден придерживаться в основном литературных источников. Однако по мере исследований все большего количества памятников и организации информации на более высоком уровне проблемы происхождения и иконографии христианской архитектуры прояснялись. Осознание важности функциональных особенностей памятников усилило потребность в литургической интерпретации исследуемого, а новые открытия дополнительно стимулировали процесс.
Основные итоги «архитектурно-иконографических дискуссий» были суммированы в трудах авторов середины-второй половины XX в. Особая роль
Можно сказать, что в «Действе о Базилике и Мартирии» занавес опущен. Но вряд ли это конец мистерии. Новое действие обещает начаться после того, как исследования христианских древностей обогатятся очередными «великими открытиями» — например, остатками одной или нескольких церквей все еще очень «темного» предконстантиновского периода.
******
Как итог эпохи великих открытий, конфликтов и дискуссий в области христианских церковных древностей сейчас выделяют ряд главных результатов. Выяснилось, что раннее христианство захватило жизнь древнего общества гораздо шире и глубже, чем это представлялось по письменным источникам. На карте древностей христианского мира отчетливо, предметно и доказательно вырисовались три важнейших переломных эпохи раннего христианства: переход от язычества в конце III — нач. IV вв.; движение от поздней античности к византинизму во второй половине V в. на Востоке и к раннему средневековью V–VII вв. на Западе; наконец, конфликт с ранним исламским миром и его первые победы в VII в. «Неортодоксальные традиции» начали формировать в науке свой собственный мир, обозначили себя реальными древностями, получив к тому же возможность высказаться самостоятельно, а не через цитаты в сочинениях их врагов и критиков. Археологически изучен особый мир разнообразных ранних верований и учений (донатизм, монтанизм, мо-нофизитство) и начата работа по его исторической реконструкции.
Примечания к главе IV
1 Л. Дюшен подчеркивал, что известный византинист Л. Байе «всегда был нехристианином, как почти все очень образованные люди во Франции и повсюду». Это было верно и для России, «где Ренан был популярен в гораздо большей степени, чем у себя на родине. Не зря Достоевский иронизировал над теми, icro знал Христа только по брошюрам Ренана». (Хрушкова, 1998а).
2 Duchesne, 1877; Duchesne, 1889; Duchesne, 1906; Washe, 1992. Дюшен одним из первых в Европе начал преподавать христианскую археологию (с 1876 г., Парижский католический институт), включив в курс предметы литургические, церковно-исторические и археологические. Неоднократно участвовал в экспедициях на христианский Восток, доставив (после совместной поездки с М. Колиньоном) около 200 греческих надписей из Малой Азии; вместе с Л. Байе побывал на Афоне.
3 В его вынужденных попытках хотя бы внешне удержаться в границах догмы сама форма выражения показывает степень ее внутреннего неприятия («Я не хочу, чтобы меня отождествляли с нелепостями консервативной экзегезы, но я не буду впредь заявлять об этом на публике и для публики»), а отзывы о церковно-ученой среде полны горечи («Может ли согласовываться свобода слова и духа, с которой я привык трактовать вопросы религиозной истории, с требованиями такого учреждения, как Парижский католический институт?»; «Теологов нужно больше бояться из-за их невежества, чем из-за их знаний»). Он предпочитает жить в бедности и безвестности, оставаться простым
4 Позиции влиятельных кардиналов И.Б. Питра и Д. Бартолини очерчены в письмах де Росси, который предупреждает об их крайнем недовольстве даже самой умеренной и уважительной критикой. Он постоянно задает вопросы о наличии формального доноса в «Индекс» и его конкретных причинах, сообщает о постоянных доносах из Франции и необходимости обратиться к папе. Итальянский перевод работы Дюшена по истории ранней церкви все-таки попал в «Индекс» — и когда, в 1911 году!
5 Вместо начатого де Росси «Bulletino di archaeologia cristiana» были основаны «Nuovo bulletino di archaeologia cristiana» и «Rivista di archeologia cristiana» — последний остается и сегодня ведущим изданием в области раннехристианских древностей.
6 П. Сен-Рок с грустью вспоминает имена этих рано ушедших коллег, среди которых Феврье и Дюваль (Франция), Тестини (Италия) и двое возглавлявших Папский Институт христианской археологии ученых-священнослужителей, Фа-зола и Саксер. (Сен-Рок, 1998).
7 Уолтер Браун в книге о ересях и правоверии показал, что разные формы христианства сосуществовали с самого его появления — это еще заметно в текстах II в., хотя более поздние церковные писатели все же сумели заставить свою литературу говорить единым голосом.
8 В области смысловой интерпретации такой подход суживает возможное поле значений и сводит иконографию к поиску догматической параллели, рождая своего рода «знаковую болезнь»: любое изображение трапезы понималась как евхаристия, фигура пастуха «укладывалась» в образ Доброго Пастыря и т. п. (Сен-Рок, 1998; Fevrier Р. А, 1986).
9 Мартиньи писал, что «христианская археология больше, чем исполненный веры вожатый в истории происхождения христианства, она — участница сообществ первых христиан, которые, в свою очередь, непосредственно связаны с современной церковью» (Martigni 1895, 46; ср мнение А. С. Уварова). О позициях де Росси и Дюшена мы говорили выше; такие корифеи школы, как Вильперт и Марукки, стремились показать, что основные элементы римско-католического вероисповедания подтверждаются данными христианской археологии, и т. д. Даже П. Кирш определял христианскую археологию как научный метод подхода к церковным древностям и традициям с целью составления наиболее полной картины мышления и религиозных обрядов ранних христиан. (Kirsch 1927, 49–57). Гельмут Лотер, специально изучавший историю методологии, пришел к выводу, что христианская археология первые 50 лет существования находилась в сетях «догматико-учительных тенденций» («dogmatische-lehrhafte Tendenz»).
Для сравнения укажем, что библейская археология следовала примерно тем же путем. Правда, на ее пути стоял языковый барьер, поэтому она развивалась медленнее, но после решения этой проблемы и разработки исторической топографии Палестины поле для научного изучения древностей обозначилось во всей своей широте. Однако интерес к библейским древностям всегда зависел от идеологии. Основной задачей считалось доказательство точности Библии. Цель основанного в 1870 г. Palestine Exploration Society — «иллюстрирование и защита Библии», по словам Р. де Во, все еще преследует нас, ведь следование ей — важнейшее условие финансирования исследований. Де Во настаивал, что текст и Памятник — два равноправных средства «раскрытия исторической современности» (De Vaux, 1970).
10 В ней участвовало около 110 специалистов со всей Европы, а для публикации результатов понадобится 17 томов (первые будут изданы в 1998 г., избранные статьи см.: TRW, 1997). Среди работ были кабинетные, полевые и музейные исследования, а также четыре важных для истории церковных древностей археологические выставки (например, исследовательская экспозиция по погребальному обряду III–IX вв. «От полей Элизиума к христианскому Раю»; близкая по характеру выставка в Германии «Смерть на Рейне: перемены в погребальном обряде Кельна III–VII вв.» и др. Характерно, что одновременно с первой из выставок в новом Музее византийской культуры в Фессалониках, одной из столиц поздней империи, в 1997 г. прошла уникальная по составу выставка «Сокровища Афона».