Хроника Беловодья
Шрифт:
Дальнейшая деятельность Португалова окутана дымкой легенд, домыслов и слухов. Под его лабораторию отвели полуразрушенную башню на берегу Млинки, оставшуюся на память о том времени, когда укрепления Щигрова входили в засечную линию, защищавшую южные границы Руси от татарских набегов. Собственно, сама лаборатория размещалась не в башне, а в прекрасно сохранившихся подвалах под ней, своды и стены которых, были сложенны из желтоватого, тонкого, но удивительно прочного кирпича. Подвалы почистили, провели воду, оборудовали вентиляцией. После этого местных туда уже не пускали, кроме, разумеется, Стрекопытова. Помогали Португалову двое приехавших через неделю то ли немцев, то ли чехов, которые если и выходили в город, то на вопросы не отвечали, а только дружелюбно улыбались и разводили руками. Это вызывало у щигровцев законное
Кстати сказать, Гаврила Стрекопытов протестовал против того, чтоб обитатели Щигрова именовались щигровцами. Из Утятина был приглашен историк Кондаков, который провел в городском архиве безвылазно две недели, роясь в старых бумагах, и появившись, наконец, на свет божий, доказал, как дважды-два, что правильно говорить — щигровитяне.
Впрочем, щигровитян в португаловские подвалы не пускали точно так же, как и щигровцев. Поселился Португалов в фабричном поселке, в трехэтажном особняке, специально выстроенном, для фабричного начальства. Некоторое участие в жизни фабрики он принимал. Помогал при строительстве электростанции на Козьем ручье, и дал немало дельных советов, когда неугомонный Стрекопытов затеял завести собственную литейную, что б не посылать всякий раз за деталями для часто ломавшихся станков в Утятин, а то еще и куда подальше. Но чем занимался Португалов в своем подземелье, оставалось тайной. Одни говорили, что он пытается восстановить, утраченный в античные времена, секрет индийского пурпура, другие, что Стрекопытов собирается наладить в Щигрове производство дирижаблей, среди гимназистов же была популярна версии о философском камне и вечном двигателе, иначе называемом перпеетум мобиле. Понятно, что человек таких разносторонних познаний не мог не быть профессором. Химиком же Португалова прозвали после того, как часть лаборатории, расположенная в самом дальнем конце подвалов, взлетела на воздух.
Прогуливавшийся неподалеку штаб-ротмистр Чимбурахов говорил, что более всего это напоминало извержение Везувия. Впрочем, ему мало кто поверил, штаб-ротмистр теперь постоянно пребывал в состоянии мечтательности, близкой к помешательству и как медведь-шатун бродил вокруг фабрики, рассчитывая хоть краем глаза увидеть прекрасную австриячку.
Катастрофа стоила жизни одному из помощников Португалова, даже тело его не было найдено. Вероятно, несчастного развеяло силой взрыва на молекулы. Приехавшему следователю был предъявлен башмак, как единственное доказательство пребывания погибшего на грешной земле. Следователь осмотрел башмак и улыбнулся такой улыбкой, что Стрекопытов выбросил башмак в отворенное окно, в заросли черемухи, и, гикнув, умчал следователя в итальянскую оперу, которую по счастливой случайности занесло в Щигров. Из итальянской оперы путь лежал в ресторан братьев Валуа, откуда была только одна дорога, на стрекопытовскую дачу, в лежащее на Васильевском тракте торговое село Большие Синицы, которое по красоте и свободе нравов своих обитательниц, одно время составляла серьезную конкуренцию прославленному Валдаю. Таким образом, на своей фабрике ее владелец появился только через четыре дня, с истончившимся профилем и вибрирующими конечностями. Спустившись к Португалову, он долго с ним беседовал. И, видимо, был удовлетворен беседой, так как поднялся на поверхность в самом прекрасном расположении духа. Следователь же вернулся в Утятин окольными путями и с тех пор всякий раз, попадая по казенной надобности в Щигров, обязательно наносил визит в стрекопытовскую контору, где находил радушный прием.
Итак, гроза прошла стороной, но только затем, чтоб через несколько месяцев снова вернуться.
Первый удар Португалову был нанесен, как и следовало ожидать, Чимбураховым, который к тому времени уже слегка одичал. Жена профессора, наконец, обратила на него внимание, и заглянув в светящиеся, как у оборотня, глаза штаб-ротмистра, пропала навек. Пропала не только в переносном, но и в прямом смысле. Уже на следующий день ее не было в городе. Вместе с ней пропал и Чимбурахов. В штабе гусарского полка, куда обратился Стрекопытов, господа офицеры, посмеиваясь, убеждали, что никуда штаб-ротмистр не денется и в скором времени обязательно появится, но по истечении двух недель, когда Чимбурахов так и не появился, начались поиски. Вновь приехал знакомый следователь, на этот раз он отнесся к своим обязанностям с полной серьезностью. На этом настаивал и сам Стрекопытов, не любивший, когда амурные истории начинали вредить делу. Однако все было напрасно.
Португалов был безутешен. Внешне он ничем не выдавал своих чувств, только Стрекопытов знал, чего это ему стоило. На людях Португалов появлялся неизменно чисто выбритым, в отутюженной синей спецовке, из нагрудного кармана которой торчал штангенциркуль и несколько остро заточенных карандашей. Но, спустившись в свое логово, он давал волю горю и часами слонялся безутешный из угла в угол, бормоча что-то и хлюпая носом. Об этом Стрекопытову рассказал уцелевший помощник профессора Франта и, окончив рассказ, попросил расчет.
— Почему? — спросил Стрекопытов.
— Мне страшно, Гавриил Григорьевич. — ответил Франта, вытирая со лба испарину, заметно было, что это признание далось ему с трудом. У Стрекопытова словно открылись глаза, он увидел, что перед ним стоит человек, действительно, смертельно напуганный.
— Что за глупости, Франтишек? Чем тебя мог напугать герр Португалов? — Стрекопытов рассмеялся. — Может быть, маленькой зарплатой?
Слова о зарплате не оказали на лаборанта никакого действия. Он положил кулаки на стол перед собой и, глядя в пол, сказал, что видел, как красавец военный и супруга герра профессора спустились вместе с Португаловым в подвал.
— И что же дальше?
— Герр профессор послал меня за вином и фруктами.
— Так, так. — сказал Стрекопытов.
— Когда я вернулся, герр профессор был в лаборатории один. Он сказал, что гости ушли. И мне показалось, что он недавно плакал. У него были красные глаза.
Стрекопытов пожал плечами. — Ну, ушли. Ну, плакал.
— Дело в том, Гавриил Григорьевич, что я, когда уходил, запер дверь подвала на наружный засов. Это приказ профессора. Если мы уходим ненадолго, то должны запирать за собой дверь, чтоб никто из посторонних не проник случайно в лабораторию.
— Мы, это ты и покойный Михель?
— Да. — ответил Франта. — только я не уверен в том, что Михель покойный. Гавриил Григорьевич, — голос лаборанта сорвался на крик. — Потому что он вчера приходил!
Стрекопытову стало как-то не по себе. Лаборант не был похож на сумасшедшего. С другой стороны, характер исследований Португалова был таков, что все эти исчезновения и появления, могли быть следствием какого либо его эксперимента. В таком случае, оставалось только радоваться, при условии, что профессор сочтет нужным поставить Стрекопытова в известность о своих достижениях. Этого необходимо было добиться любой ценой, иначе пришлось бы признать, что Португалов ведет свою игру и, стало быть, дальнейшее сотрудничество с ним становилось не только бессмысленным, но и опасным. Впрочем, одернул себя Стрекопытов, гораздо более вероятно было то, что профессор и впрямь рехнулся. Почему бы и нет? Человек ученый, можно сказать, фанатик. Такие легко переступают границу между желаемым и допустимым. И еще легче склоны оправдывать любые свои деяния, если те лежат в плоскости их страсти. Тут перед Стрекопытовым встал вопрос — Лежал ли в плоскости страсти Португалова штаб-ротмистр Чимбурахов? В такой постановке вопроса, однако, был изъян. То есть вопрос следовало ставить по-другому. — Мог ли Португалов, например, убить штаб-ротмистра и свою жену, если посчитал, что они являются помехой его деятельности?
Впрочем, все может быть еще проще, обычная ревность. Тогда что случилось с Михелем? Уж тут-то ни о какой ревности не может идти речи. Обо всем этом можно было только гадать, да тех пор пока какие-нибудь новые обстоятельства не прольют свет на загадочное происшествие.
— Франтишек, — сказал Стрекопытов, решив, что первым делом необходимо переговорить с профессором. — Ты что-нибудь рассказывал следователю?
— Нет.
— Хорошо, я выполню твою просьбу. Расчет ты получишь.
— Спасибо. — просиял лаборант.
— Погоди. — остановил Стрекопытов. — Ты получишь расчет через неделю.
— Нет. — побледневший Франтишек замотал головой. — Невозможно.
Стрекопытов помахал указательным пальцем перед заострившемся, как у покойника, носом лаборанта. — Еще как возможно. С тобой ничего не случится, я обещаю. Тебе будет заплачено вдвое против оговоренного. Мне нужно знать, что происходит в лаборатории. Никто, кроме тебя мне помочь не сможет. А с профессором я поговорю.