Хроника великого джута
Шрифт:
«С МУЛЛОЙ И КОРАНОМ ПОКОНЧИЛИ. МЕЧЕТЬ ПОД КРАСНЫЙ УГОЛОК
Рыбаки-колхозники артели «Уртакшил» из аула № 15 совершенно отрешились от всякого религиозного дурмана. Накануне предстоящего праздника Курбан» Байрам колхозники на общем собрании постановили закрыть имеющееся помещение под ленинский уголок. Такое начинание рыбаков следует приветствовать… Пусть на месте, где царил дурман, процветает и крепнет культура. Места дурмана – под очаги культуры. Вот лозунг дня.
Каспиец».
Эта же газета напечатала через несколько дней, 5 мая 1931 года, заметку «В Курбан-Айт работали ударно»:
«Курбан-Айт оставили попам и муллам. Утром на поверке 27 апреля на Каменном был устроен митинг, где рабочие-казахи в количестве 250 человек единогласно
Глава XIII
Давно ли селянину, чтобы завлечь его на сторону самого «передового», но, увы, весьма малочисленного рабочего класса, обещали земельку? Выполнив же свою функцию в захвате власти, лозунг «Земля – крестьянам» как бы сразу показался сомнительным. Вставал вопрос: а на что крестьянину земля? Чтобы превращаться в «хозяйчика», богатеть, лелеять пережиток темного прошлого, именуемый мелкобуржуазной сущностью? И землю стали у крестьянина отбирать. Сначала, в 1918 году, у состоятельных. Не тех середняков, которых спустя десяток лет обозвали кулаками, а у настоящих крепких хозяев, «кулаков», то бишь, коли обойтись без ярлыка, средней руки землевладельцев (по-западному, обычных фермеров), кои выращиванием зерна, скота, овощей желали подорвать самое дорогое, что было у государства – диктатуру пролетариата. После уничтожения этих злейших эксплуататоров трудового крестьянства (и кому они мешали жить?!) и плодотворной, вкупе с товарищем маузером, деятельности по очистке семенных закромов разразился в 1921-1922 годах голод. Этот первый голод, сотворенный новой властью, унес в стране 7 миллионов человек.
В.Г. Короленко писал А.В. Луначарскому в 1920 году, то есть за год-другой до разгара голодухи:
«Вы допустите, вероятно, что я не менее любого большевика люблю наш народ… Но я люблю его не слепо, как среду, удобную для тех или других экспериментов, а таким, каков он есть в действительности:..
Вы победили капитал, и он лежит теперь у ваших ног, изувеченный и разбитый. Вы не заметили только, что, убив его, вы убили также производство…. Увлеченные односторонним разрушением капиталистического строя… вы довели страну до ужасного положения. Когда-то в своей книге «В голодный год» я пытался нарисовать то мрачное состояние, к которому вело самодержавие: огромные области хлебной России голодали, и голодовки усиливались. Теперь гораздо хуже, голодом поражена вся Россия начиная от столиц, где были случаи голодной смерти на улицах… Голод охватывает пространства гораздо большие, чем в 1891-1892 годах в провинции. И главное – вы разрушили то, что было органического в отношениях города и деревни: естественную связь обмена…
Каждый земледелец видит только, что у него берут тр, что он произвел, за вознаграждение, явно не эквивалентное его труду, и делает свой вывод: прячет хлеб в ямы. Вы его находите, реквизируете, проходите по деревням России и Украины каленым железом, сжигаете целые деревни и радуетесь успехам продовольственной политики». [269]
Короленко привел народную украинскую частушку тех времен:
Як був у нас Микола-дурачок, То хлиб був пятачок, А як прийшли разумни коммунисти, То ничего стало людям исти…
269
П.И. Негретов. В.Г. Короленко.М., 1990. С. 255.
«…Что же из этого может выйти? – продолжал он. – Не желал бы быть пророком, но сердце у меня сжимается предчувствием, что мы только еще у порога таких бедствий, перед которыми померкнет все то, что мы испытываем теперь». [270]
Луначарский не ответил на письма Короленко, хотя и обещал, и не издал эти
270
Там же. С. 256.
Прав был Короленко – несмотря на миллионные жертвы, разруху, мор, страна только еще стояла у порога бедствий. И снова нахлынули они тогда, когда у лопоухого, доверчивого крестьянина потребовали назад всю его земельку. Вторая коллективизация (1929-1933 годы), которую Сталин сравнил по значению Октябрьской революцией, стала главной операцией по раскрестьяниванию крестьянской страны и, подобно операции расказачивания, унесшей жизни 2,5 миллионов из 4 миллионов казаков, превратилась в организованное и беспощадное истребление народа. Причем в первую очередь под топор пошли лучшие, самые умные, честные и трудолюбивые.
Спрашивается, зачем большевикам понадобилось уничтожать крестьянина-кормильца? А затем, что для Ленина и его соратников крестьянство было «главным врагом социализма» и, стало быть, мировой революции. Как только Ильич не величал вековечного труженика! И «мелким буржуем», и «мироедом», и «мешочником», и «спекулянтом». Владелец мало-мальской собственности (изба, соха, лошадь, надел земли) был для него «носителем мелкобуржуазной стихии, а значит, самым ярым противником. Ради победы мировой коммуны крестьянство – большинство России – надлежало либо изничтожить, либо поработить.
Задолго до революции В.И. Ленин так определил тактику обращения с крестьянством:
«Мы сначала поддерживаем до конца, всеми мерами, до конфискации, – крестьянина вообще против помещика, а потом (и даже не потом, а в то же самое время) мы поддерживаем пролетариат против крестьянина вообще». [271]
То есть пусть крестьяне разорят помещиков (крупные товарные хозяйства), а потом (или одновременно) их самих разорят фабричные, присланные из городов.
271
Ленин В.И.ПСС.Т. 11. С. 222.
После Октября наступил этап порабощения:
«От трудовой повинности в применении к богатым советская власть должна будет перейти, а вернее, одновременно должна будет поставить на очередь задачу применения соответствующих принципов к большинству трудящихся рабочих и крестьян». [272]
Идеи Ленина развивали его ученики и соратники. Л.Д. Троцкий (который называл крестьянство «бесформенным обломком средневековья в современном обществе») на IX съезде партии говорил:
272
Там же. Т. 36. С. 144.
«Поскольку мы перешли теперь к широкой мобилизации крестьянских масс во имя задач, требующих массового применения, постольку милитаризация крестьянства является безусловно необходимой. Мы мобилизуем крестьянскую силу и формируем из этой рабочей силы трудовые части, которые приближаются по типу к воинским частям… В военной области имеется аппарат, который пускается в ход для принуждения солдат к исполнению своих обязанностей. Рабочая масса должна быть перебрасываема, назначаема, командуема точно так же, как и солдаты… Мобилизованный чувствует себя солдатом труда, который не может собою свободно располагать, если дан наряд перебросить его, он должен его выполнить; если не выполнит – он будет дезертиром, которого карают».