Хроника Великой войны
Шрифт:
– А теперь ступай. Да скачи, не жалея коня. От тебя зависит судьба Вахспандии! Я надеюсь на тебя.
Посланник твердыми шагами вышел.
Ульриг обернулся к ранее незаметному, недвижно сидящему паскаяку. То был Широкоплечий, все в той же рубахе, окровавленной от полученной им в гостях у Удгерфа раны. Он молча наблюдал за действиями короля, пока тот вдохновлял гонца пламенной речью. Широкоплечий не говорил ничего и теперь, когда они остались одни, не понятно было его присутствие в королевском кабинете. Ульриг так же не начинал разговора. Утомленный произнесенной им речью, он опустился
Жил – не тужил, и вот на тебе: враг под стенами! Ульриг не боялся потерять власть. Нет, он уповал на силу своих воинов, и, если надо, сам повел бы их в бой. Просто король слишком привык к размеренной жизни с шумными, но не отличающимися друг от друга пирами, поединками-играми, увеселительными поездками. Сейчас же все пошло кувырком, и он потерял опору. Управлять государством стало вдруг крайне сложно. Теперь все зависело от него, и он должен был принимать решения, определяющие будущее державы.
Удгерф вновь ехал во главе колонны. После последней встречи с женой принц больше не видел её. Она уже поправилась, и могла ходить, однако он запретил ей показываться из повозки. Не отдавая себе отчета, Удгерф боялся её появления среди войска. По заведенным из поколения в поколение законам воин должен на время похода забыть все, оставленное дома, дабы эти мысли не отвлекали его от главной цели – победы над врагом. Поэтому паскаяки никогда не брали жен с собой.
А Дельфера очутилась в самом войске. Нарушение законов предков! Позор! Наследник страшился слухов, разговоров – всего, что грозило его авторитету, и оттого прятал жену в повозке, хотя об этом знала уже вся армия.
Однако солдаты слишком любили своего полководца: он принес им блестящую победу под Хал-мо-Готреном – и были уверены – так будет и на этот раз. И войско, сделавшись сплоченнее после нападения на обоз, ползло по равнине.
Так прошло несколько дней. Медленно, поскрипывая катились телеги; шли, лениво переставляя ноги, солдаты; сонные сомми тащили своих безжизненных седоков. Голая равнина наводила тоску, и все, истомившись, думали о встрече с людьми и о бое, как о благе. Вот тогда они разомнутся! С упертым упрямством паскаяки продвигались вперед к этому маячащему впереди счастью.
Удгерф полагал, что они достигнут северной границы Королевства Трех Мысов, где степи переходят в Жоговенские горы, через два месяца. В голове он уже набросал план будущего сражения. Все вырисовывалось очень точно: огромная равнина, разбросанные кое-где деревни – одну из них он сделает своим штабом. Удгерф живо представил, как двинется в атаку его пехота и кавалерия, как люди направят на них дракунов, как его лучники вскинут луки, расчертят небо линиями стрел… как откатятся к Форт-Брейдену жалкие корпуса отчаявшегося Иоанна, и как он, наследник Вахспандии, встретится там с Хамраком Великим, и обнимет его по-паскаячьи…
– Ваше высочество! – окрик сзади настиг его.
Принц обернулся – к нему бежал растрепанный паскаяк.
– Гонец из Вахспандии!
– Что? – Удгерф схватил поводья, и сомми под ним покорно замер.
Из плотно шагающей колонны показался паскаяк на взмыленном скакуне. Прорыв сквозь варварские позиции обошелся ему дорого,
– Ваше высочество, на Вахспандию напали! Хафродуг осажден… Полчища варваров окружили его со всех сторон… Король просит помощи. Вернуться… – последние слова он прохрипел, сползая с седла.
Стоявшие рядом солдаты подхватили его – вся рубаха посланника впереди была окровавлена.
Удгерф замахнулся палицей, обрушил удар на сомми, так, что слоноподобный ящер взревел, кинулся в поле. Принц все бил и бил его, и зверь в бешенстве метался по равнине.
Все планы рушились. Возвращаться! А победоносное шествие к Форт-Брейдену? Черт! Угораздило же Ульрига! Хафродуг осажден, и опять ему, принцу, придется принимать на себя основной удар, спасать отца. Непутевый кретин! Послал войска, а теперь требует их возвращения.
Удгерф несколько успокоился, опустил палицу. Надо было бесславно поворачивать назад, и теперь он освободит Хафродуг хотя бы для того, чтобы как следует поговорить с отцом.
Паскаяки двинулись восвояси, озлобленные, раздосадованные и напуганные. Что станет с их семьями, если свирепые варвары лесов и степные кочевники ворвутся в город? Но законы воинской чести запрещали говорить об этом, и все шли молча.
А через две недели в Форт-Брейден прискачет гонец, и после ночного совета Хамрак велит отступать…
Глава третья
Гостомысл Ужасный ожидал Удгерфа. Ссутулившись, бывший царь Слатии сидел перед хрустальным шаром, расположенным на подставке в форме лап дракона. В этом магическом кристалле колдун отмечал приближение войска принца и нередко заглядывал внутрь осажденной столицы, изучая её наводненные беженцами улочки.
Все шло хорошо, но странное чувство тяготило бессмертного. Он знал, что Хафродуг не выстоит и Ульриг вынужден будет капитулировать, но дальнейшее оставалось неизвестным даже ему. Гостомысл лишь смутно сознавал, что потом должно совершиться нечто ужасное, непредвиденное. И это непредсказуемое зло исходило от принца Удгерфа, наследника Вахспандии. Бессмертный не мог сказать, почему именно в молодом полководце он видел своего главного врага, но чувствовал это интуитивно, а потому не тратился на попытки взять Хафродуг штурмом, потому сидел в бездействии, наблюдая за принцем через магический кристалл.
Наследник шел…
Блуждающее холодное солнце тщетно прорывалось из-за свинцовых облаков, затянувших небо. Короткое северное лето кончилось.
По обеим сторонам дороги чернели пятна выгоревших полей, остовы домов. Злой ветер, забавляясь, хлопал повисшей на одной петле дверью, и одинокий звук разносился далеко по равнине. Тоской веяло от разрушенных, покинутых жителями деревень.
С утра пошел снег, сначала похожий на дождь, превратившийся к полудню в сплошную белую завесу. Крупные хлопья с остервенением устремлялись вниз. К ночи снегопад отступил. Небо стало совсем темным, а земля спокойной, заживо погребенной, закутанной в саван. Все застыло без движения, и тем страшнее казались черные балки разрушенных домов, торчащие из-под снега.