Хроника времен Карла IX
Шрифт:
Мержи сейчас же вскочил на ноги, и первым его движением было поднять шпагу, которая у него выпала из рук во время падения. Коменж лежал неподвижно. Бевиль его приподнял. Лицо его было покрыто кровью; вытерев кровь платком, Бевиль увидел, что удар кинжала попал в глаз и что друг его убит наповал, так как, по-видимому, клинок прошел до самого мозга.
Мержи смотрел на труп остановившимся взором.
— Ты ранен, Бернар? — сказал, подбегая к нему, капитан.
— Ранен! — произнес Мержи и только теперь заметил, что вся рубашка у него в крови.
— Это ничего, — сказал капитан, — удар только скользнул. — Он приложил к крови свой платок и попросил
— Ого, приятель, какой удар кинжалом! У вас бешеная рука! Черт побери! Что же заговорят парижские завзятые дуэлисты, если из провинции к нам будут приезжать молодцы вроде вас? Скажите на милость, сколько раз вы дрались на дуэли?
— Увы, — ответил Мержи, — я дрался в первый раз. Но, ради Бога, окажите помощь вашему другу.
— Черта с два! Вы его так ублаготворили, что никакой помощи ему не надо; клинок вошел в мозг, и удар был таким здоровым и крепким, что… Взгляните на его бровь и щеку — рукоятка кинжала туда вошла, как печать в воск.
Мержи задрожал всем телом, и крупные слезы одна за другой потекли по его щекам.
Бевиль поднял кинжал и внимательно стал смотреть на кровь, наполнявшую выемки на клинке.
— Вот инструмент, которому младший брат Коменжа должен поставить толстую свечку. Прекрасный этот кинжал сделал его наследником знатного состояния.
— Пойдем отсюда… Уведи меня, — произнес Мержи угасшим голосом, беря своего брата за руку.
— Не огорчайся, — сказал Жорж, помогая брату надеть камзол. — В конце концов, человек, которого ты сейчас убил, не слишком заслуживает сожаления.
— Бедный Коменж! — воскликнул Бевиль. — И подумать, что убил тебя молодой человек, дравшийся первый раз в жизни, — тебя, который дрался около сотни раз! Бедный Коменж!
Таково было окончание его надгробной речи.
Взглянув последний раз на своего друга, Бевиль заметил часы, висевшие у покойного на шее, по тогдашнему обычаю.
— Черт возьми! — воскликнул он. — Тебе уж нет надобности знать, который час. — Он снял часы и спрятал себе в карман, заметив, что брат Коменжа и так будет достаточно богат, а ему хочется иметь что-нибудь на память о друге.
Так как братья собирались уже уходить, он закричал им, торопливо надевая свой камзол:
— Подождите меня! Э, господин де Мержи, вы забыли свой кинжал! Не потеряйте его, смотрите. — Он обтер клинок о рубашку убитого и побежал вдогонку за молодым дуэлистом. — Утешьтесь, дорогой мой, — сказал он, садясь в лодку. — Не делайте такого плачевного лица! Послушайтесь меня и, вместо того чтобы плакаться, отправляйтесь сегодня же к вашей любовнице, прямо отсюда, и поработайте хорошенько, чтобы через девять месяцев вы могли бы подарить государству нового гражданина взамен того, которого оно по вашей милости потеряло. Так что по вашей вине ничего не будет потеряно на белом свете. Ну, лодочник, греби так, как будто хочешь заработать пистоль. К нам приближаются люди с алебардами. Эти господа — стражники из Нельской башни, и мы ничего общего с ними иметь не желаем.
XII. Белая магия
Сегодня ночью снились мне дохлые рыбы да битые яйца, и я узнал от сеньора Анаксарка, что битые яйца и дохлые рыбы означают неудачу.
Эти люди, вооруженные алебардами, были караульные солдаты, отряд которых постоянно
— Дорогой друг мой, — сказал Бевиль, оборачиваясь к Мержи, — могу вам дать совет: пусть вас как можно секретнее переправят к мэтру Амбруазу Паре; он удивительный человек на случай, если приходится зашить какую-нибудь рану или выправить сломанный член. Хотя он не меньший еретик, чем сам Кальвин, но его познания пользуются такой известностью, что к нему прибегают самые завзятые католики. До сих пор только маркиза де Буасьер предпочла храбро умереть, чем быть обязанной жизнью гугеноту. Так что я бьюсь об заклад на десять пистолей, что она находится в раю.
— Рана — это пустяки, — сказал Жорж, — через три дня она заживет. Но у Коменжа есть родственники в Париже, и я боюсь, как бы они не приняли его смерть слишком близко к сердцу.
— Да, да. У него есть мать, которая, для соблюдения приличия, сочтет своим долгом преследовать нашего друга по закону. Ничего, ходатайствуйте о помиловании через господина де Шатильона. Король сейчас же согласится; король как воск в руках адмирала.
— Мне бы хотелось, если возможно, — произнес Мержи слабым голосом, — мне бы хотелось, чтобы адмирал ничего не узнал о происшедшем.
— Почему? Вы думаете, старая борода рассердится, узнав, каким молодецким образом протестант укокошил католика?
Мержи в ответ только глубоко вздохнул.
— Коменж достаточно известен при дворе, чтобы смерть его не возбудила толков, — сказал капитан. — Но ты исполнил свой долг дворянина, и во всей этой истории нет ничего, что бы не послужило тебе к чести. Я уже давно не посещал старика Шатильона, и вот случай возобновить с ним знакомство.
— Так как провести несколько часов за тюремной решеткой никогда не представляет приятности, — снова начал Бевиль, — то я отвезу твоего брата в такой дом, где никому в голову не придет отыскивать его. Там он будет находиться в совершенном спокойствии, покуда дело его не уладится. В монастырь, пожалуй, его не примут как еретика.
— Благодарю вас за ваше предложение, сударь, — сказал Мержи, — но принять его я не могу. Согласившись на него, я мог бы вас скомпрометировать.
— Нисколько, нисколько, дорогой мой. Притом разве не следует оказывать своим друзьям кое-какие услуги? Дом, куда я вас помещу, принадлежит одному из моих кузенов, которого нет в настоящее время в Париже. Там даже есть человек, которому я позволил там жить и который будет ходить за вами: некая старушка, весьма полезная для молодежи и вполне мне преданная. У нее есть познания в медицине, в магии, в астрономии. Чем только она не занимается! Но всего больше у нее способности к сводничеству. Провалиться мне на этом месте, если она не возьмется передать по моей просьбе любовную записку самой королеве!