Хроники Хокмуна. Рунный посох

Муркок Майкл Джон

— Но будет уже слишком поздно. Камень сделает свое дело. В любой момент…

— Докажи это, — сказал Малагиги и, тяжело вздохнув, опустился на кровать.

Ослепленный яростью и отчаянием, Хокмун готов был зарубить старца, но сдержался и, выбежав из комнаты, помчался вниз. Очутившись во дворе, он открыл ворота и вновь вскочил на лошадь.

Вскоре ему удалось найти Оладана.

— Как идет сражение? — проорал он, пытаясь перекричать шум битвы.

— Не очень удачно, — прокричал в ответ карлик. — Мелиадусу и Нахаку удалось привести своих

солдат, и, перегруппировав силы, они удерживают сейчас большую часть города. Их основные отряды — на центральной площади, там, где дворец. Королева и твой могущественный друг атаковали его, но боюсь, что безуспешно.

— Поехали туда, — сказал Хокмун и, дернув поводья, направил коня по запруженной сражающимся людом улице.

Оладан последовал за ним, и вскоре они оказались возле центральной площади, где встретились лицом к лицу и замерли в тревожном ожидании две армии. Во главе имперской армии стояли Мелиадус и Нахак. Войско Хамадана возглавляли королева Фробра и Рыцарь в Черном и Золотом. В дрожащем свете факелов место предстоящего сражения выглядело зловеще.

Выехав на площадь, друзья услышали крик Мелиадуса:

— Где же этот трус Хокмун? Небось забился в какую-нибудь нору и дрожит там?

Хокмун пробрался сквозь строй воинов Хамадана, с беспокойством отмечая, что их осталось очень мало.

— Я здесь, Мелиадус. Я пришел убить тебя.

Барон засмеялся.

— Меня? Разве ты не знаешь, герцог, что твоя жизнь сейчас в моих руках? Чувствуешь Черный Камень?

Невольно Хокмун поднес ко лбу дрожащую руку и, ощутив зловещую теплоту Камня, понял, что Мелиадус говорит правду.

— Так что ж ты медлишь? — спросил он угрюмо.

— Потому что я снова предлагаю тебе сделку. Скажи этим глупцам, что все кончено. Пусть они сложат оружие, и я спасу тебя от самого худшего.

Только сейчас Хокмун понял, что сохраняет разум лишь благодаря прихоти своих врагов. Мелиадус обуздал свое желание немедленно отомстить ему — в надежде, что воспользовавшись этим, удастся избежать лишних потерь.

Хокмун попытался привести мысли в порядок. Он лихорадочно думал. Армии замерли в напряженном ожидании. Над площадью воцарилась тишина. Все ждали. И он знал, что судьба Хамадана сейчас находится в его руках. Тут его в бок локтем толкнул Оладан и прошептал:

— Возьми вот это.

Хокмун взглянул на то, что предлагал ему мохнатый друг Это был шлем. Герцог не сразу узнал его. Этот шлем когда-то принадлежал Агоносвосу. Хокмун вспомнил старца, вспомнил его лицо, похожее на лик смерти, и вздрогнул.

— Убери эту мерзость.

— Послушай. Мой отец был колдуном, — напомнил ему Оладан. — Он кое-чему научил меня. Это не простой шлем, он волшебный. Его магические кольца на какое-то время защитят тебя от силы Черного Камня. Надень! Я умоляю тебя.

— Но…

— Надевай, и ты все почувствуешь сам.

Хокмун осторожно снял свой шлем и надел шлем колдуна. Он был немного мал ему и сжимал голову, но Камень во лбу перестал пульсировать. Боль прошла, и Хокмун улыбнулся.

Чувство невыразимого восторга охватило его. Он обнажил меч.

— Вот мой ответ, барон Мелиадус! — воскликнул он и бросился на опешившего лорда.

Мелиадус выругался и схватился за свой меч. Он едва успел вытащить меч, как Хокмун сбил с его головы маску, открыв злобное лицо барона. Вслед за Хокмуном армия Хамадана бросилась на врага и начала теснить его к воротам дворца.

Краем глаза Хокмун увидел, как королева, стоя на колеснице, стащила с лошади своего брата. Дважды поднялась и опустилась ее рука, сжимающая окровавленный кинжал, и труп Нахака рухнул на землю, под копыта боевых лошадей.

Хокмуна вело вперед неистовое отчаяние. Он помнил, что шлем Агоносвоса не сможет долго защищать его, и наносил Мелиадусу удар за ударом, один страшнее другого. Но барон быстро и ловко отражал их. Лицо лорда сейчас походило на маску Волка, которую он потерял, и ненависть, горевшая в его глазах, ничуть не уступала ненависти Хокмуна.

Они словно исполняли боевой танец, настолько совершенны и точны, были их движения, настолько ритмично лязгали, сходясь, грозные мечи. И казалось, что они могут продолжать так до бесконечности, продолжать, пока один из них не упадет, от усталости. Но вдруг что-то напугало лошадь Хокмуна. Она поднялась на дыбы, отбросив герцога назад, он потерял ногами стремена, и Мелиадус, ухмыляясь, ударил его в незащищенную грудь. Удар был несильным, но он выбил Хокмуна из седла. Герцог очутился на земле как раз под копытами лошади Мелиадуса.

Барон попытался добить его! но Хокмун успел откатиться в сторону и, с трудом поднявшись на ноги, старался увернуться от ударов торжествующего гранбретанца.

Дважды меч Мелиадуса попадал в шлем Агоносвоса, сминая его. Хокмун почувствовал, что Камень вновь оживает, и задыхаясь от ярости, он пронзительно закричал и бросился на врага.

От неожиданности Мелиадус на мгновение растерялся, и этого вполне хватило герцогу, чтобы нанести ему чувствительный удар. Меч рассек Мелиадусу висок, и кровь залила лицо барона. Рот его перекосился от боли. Он пытался смахнуть с глаз кровавую пелену, но Хокмун, не давая ему опомниться, схватил его за руку и стащил с лошади. Мелиадус вырвался, попятился назад и, собравшись с силами, бросился на Хокмуна, выставив перед собой меч. Хокмун отразил удар, и оба меча сломались.

Два непримиримых врага замерли, тяжело дыша и испепеляя друг друга взглядами; потом, вытащив длинные кинжалы, они принялись кружить, выбирая момент для удара. Когда-то красивое лицо Мелиадуса было обезображенно. Так что доведись барону выжить в этой схватке, на его виске навсегда останется шрам от удара Хокмуна. Кровь все еще сочилась из раны, пятная нагрудник кирасы.

Но Хокмун тоже быстро уставал. Раненое плечо все больше беспокоило его, а голову словно сжимали раскаленными клещами. Боль почти ослепила его, и он уже дважды спотыкался, едва успевая уклониться от стремительных выпадов Мелиадуса.