Хроники хвостатых: Ну мы же биджу...
Шрифт:
Не прошло и доли секунды, как маска сдавила лицо, но это был слишком рациональный вывод – всю голову сжало в невидимых тисках. Орочи не знала, как не завыла от дикой боли, это даже для неё было слишком; горло перехватило, душа, а тело наполнила печально знакомая слабость. Ноги подкосились, и девушка безвольно рухнула на пол.
В ушах низким колокольным гулом зазвучал голос, в чьих интонациях читался требовательный жадный гнев:
– Долг!!! Одна победа, сто душ, срок настал!!! Одна победа, сто душ!..
Брюнетка не знала, сколько времени корчилась. Руки свело судорогой, а перед
Лицо было от чего-то мокрым; она провела у губ пальцами, и на подушечках осталась кровь. Скорее всего, она пошла из носа и изо рта от перенапряжения. Надо бы выяснить, нет ли каких внутренних повреждений, но это могло подождать.
Полное истощение за каких-то пару минут.
Правда, в то мгновение, когда длань Жнеца не сомкнулась вокруг её жалкой жизни, Орочи успела кое-что заметить сквозь тонкие прорези маски. Мир вокруг: комната, вид за окном, – обесцветился до множества оттенков серого и смазался.
Нужно было передохнуть.
Ладонь с третьей попытки нашарила эфес. Фламберг был предельно послушен; Орочи, прикрыв глаза, провела рукой по клинку и, порезавшись, успокоилась.
Окна больницы на фоне чистых стен выглядели тошнотворно правильными и аккуратными. Парочка шиноби у дверей, куда Хачи поначалу сунулась, деликатно выперли её вон. В другой раз Сейрам бы обязательно попробовала разукрасить им лица и сломать пару костей, но сейчас было не до этого. Рамы были слишком одинаковыми и безликими, а единственное, что девушка знала точно – второй этаж.
В мирных кустах было скучно и колко.
– Ли-сан! Прекратите!!! – донёсся до неё чей-то встревоженный голос. – Вам ещё нельзя вставать! Вернитесь в постель!
– Ли, тебе ещё нельзя тренироваться!
Пользуясь прикрытием пресловутой растительности, Хачи пошла на звук и быстро оказалась в небольшом внутреннем дворике. Первой, кого она увидела, была голосящая медсестра, чьи вскрики Сейрам услышала первыми, затем – девчонку с тупым выражением лица и не менее тупым поросячьим цветом волос, вероятно, обладательницу второго голоса. Ну, и Наруто, его имя каким-то чудом отложилось в памяти. Мальчишка, как ни странно, ничего не говорил и просто смотрел, кажется, что-то понимая.
Центром представления являлся Рок Ли. Весь в бинтах, с не сошедшим ещё со скулы синяком и сломанной рукой, Ли отжимался, отбросив костыли для травмированной ноги, и, взмокнув, вёл отсчёт. С её ракурса было отчётливо видна болезненная мука на его лице, какая-то детская обида и решимость идти вперёд.
Пока девушка сидела в укрытии, подперев щёку, Ли удалось увести в палату. Медсестра назвала номер – двести три, и двое, точнее, трое генинов ушли.
В боку кольнуло.
Вина?
Нет, что-то другое, да и не зря же она сюда припёрлась. С цель-ю, чтоб её.
Двести три так двести три.
Рок Ли откинулся на подушки. Разум подсказывал, что медсестра была права, так же как и Сакура-сан,
И ошибся.
Но как же больно...
Надо было держаться. Перетерпеть и вернуться в строй ниндзя Конохи, в свою команду; позвать на свидание Сакуру-сан, присоединиться к тренировкам Гая-сенсея, зайти к родителям и занести клубничный торт, так как мама любит клубнику и, не желая сначала отдавать неспособного сына в Академию, радуется его успехам; победить Неджи, Саске, Наруто, а теперь ещё и девушку из Аме, что забыла под конец себя. Это было видно по глазам, в которых не было проблеска человеческого сознания.
Парень осторожно пошевелился, устраиваясь так, чтобы конечности не затекли как можно дольше. Учитель и наставник, заменивший отца, с которым Ли не был знаком, приходит по часам: десять утра, двенадцать дня, три дня, шесть вечера и десять. У Гая нет кучи свободного времени, он тренируется всегда и везде, но никогда не опаздывает, так как дисциплина прежде всего, а режим – на втором... Да не, тоже на первом месте. Поэтому Рок Ли просыпается ровно в полдесятого, в десять ест гадкую, но, несомненно, полезную еду и ходит на обследования именно тогда, когда нужно. В четыре по полудни заглядывает волнующаяся мама, а Тен-Тен захаживает вместе с сенсеем в шесть. Полдевятого он уже спит, и наставник шумно перегибается через подоконник, проверяя это.
По ночам Ли видит летние грозы, безликих побеждённых врагов и нежное дерево сакуры на просторе; он поправится, он точно знает.
Вдруг хрустнула ветка. Парень вздрогнул и напрягся.
Хотя было бы круто, поймай он какого-нибудь лазутчика, будучи раненым. В голову как-то не пришло, что шпион не будет так шуметь, а зачем ему лезть в это окно – ну как, тут же лежит шиноби деревни Листа! Всё складывалось вполне логично и, хоть Ли сейчас и не смог бы использовать Вихрь Листа, но ударить наотмашь костылём – запросто. Это нечестно, но действенно, так как никакие принципы к тому, кто тайком пробирается в больницу к больным и пострадавшим, не применимы.
Но гость перехватил костыль, с хрустом его переломив, едва не свалился с подоконника наружу и громко заорал на весь этаж.
Точнее, заорала.
– Какого чёрта?! – взгляд золотистых глаз остановился на замершем от удивления Ли. – Совсем сдурел?!
Сдурел, не сдурел – сложно сказать. Просто в своей палате он ожидал увидеть кого угодно, но не противника, из-за которого он здесь и оказался. Сейрам ввалилась-таки внутрь и посмотрела на щепу от костыля в ладони.
– Сам виноват, – девушка выбросила деревяшку в окно.
Рок Ли автоматически кивнул. Парень не ощущал страха и тупо таращился на достающие до пола – в сидячем положении на этом самом полу – пшеничные косы, напоминающие о лете, мёде, молоке и собственных травмах.
– Чё, болит? – Хачи слишком неловко для себя притянула голые колени к груди: сапоги неслышно скрипнули.
– Не болит.
– Врёшь, небось?
Сейрам прищурилась. Как враг девушка не воспринималась, так как в бою их свёл экзамен, а каждый, соглашаясь на предварительный этап, знал, на что шёл.