Хроники Обетованного. Осиновая корона
Шрифт:
"Я не отец тебе", - сказал отец в её сне, стоя над мёртвой лисой. Сказал, грустно признавая очевидное. Он часто говорил таким тоном.
А после этого умер. Действительно болезнь наконец-то прогрызла до конца свою добычу - или и тут не обошлось без наместника Велдакира? Благодаря туманным намёкам Индрис, Уна уже почти не сомневалась, что убийц на тракте подослал именно он. Вот только зачем? Какие-нибудь счёты с Каннерти - пусть, было бы логично (те к тому же никогда не скрывали скверных отношений с Ледяным Чертогом и альсунгцами вообще); но причём здесь Тоури? Неужели дело в обручении? Уне не верилось, что наместник Велдакир настолько
Или, наоборот, настолько умён и осторожен. По-змеиному... Она проснулась от мерзкого чувства - будто кожи, везде под ночной рубашкой, касаются мелкие, ледяные наощупь чешуйки.
Утро выдалось зелёным и пасмурным; за внешней стеной и рвом хмуро темнели поля. Солнце уже золотило зубцы и крышу замка за окном Уны. Скатываясь с постели - устало, точно после тяжкой работы, - она уже откуда-то знала, что мать уступила Индрис.
Наверное, Дар подсказал.
***
– Что Вы видите?
Голос Индрис, обычно мягкий и тёплый, как большая подушка, теперь звучал суховато и требовательно. Уна даже слегка оробела. Она смотрела на маленькое рыжее пламя, которое затрещало в камине по безмолвному жесту Отражения, и понятия не имела, что ответить. Все страхи и суеверия, связанные с народом зеркальщиков, воскресли в Уне одновременно. И то, что сорванец Гэрхо, откровенно скучая, бродил из угла в угол за её спиной, совсем не разряжало обстановку.
– Огонь, - Уна спрятала руки под столом, на коленях - как всегда делала прежде, занимаясь в этой же комнате с профессором Белми, - и сцепила пальцы в замок. Ей казалось, что она почти забыла его чванливые фразы вместе с козлиной бородкой (и слава богам). Но вот выясняется, что тело лучше ума помнит жесты сутулой девочки-подростка, которой хотелось слишком много знать...
– Обычный огонь.
– Обычный?
– с пытливым прищуром Индрис по-свойски присела на столешницу (в комнате для занятий, довольно тесной, едва умещалось два письменных стола). Гэрхо фыркнул; краем глаза Уна видела, как он ногтем ковыряет карту Обетованного. На секунду ей захотелось дать сероглазому мальчишке подзатыльник: он хоть знает, сколько лет этой карте и сколько дедушка когда-то заплатил за неё картографу из Академии?
– Что это значит?
– Ну...
– облизав губы, Уна снова обречённо вгляделась в пляску жёлто-багряных всполохов. Видеть растопленный камин летом было вообще как-то дико (особенно если учесть, что там нет дров...); оба окна в комнатке были раскрыты, и в них проникали лучи ясного прохладного дня, но духота начинала чувствоваться.
– Просто огонь, я имею в виду. Не такой огонёк, какой Вы создали на тракте. И не такой, как...
– (как тот, которым я сожгла человека).
– ...как получился тогда у меня. Пламя, сотворённое магией, но до предела уподобленное настоящему.
– А оно настоящее, - со смесью дружелюбия и насмешки сообщил Гэрхо. Его худое, не по годам резко очерченное лицо опять появилось в поле зрения Уны.
– Никакое не "до предела уподобленное". Магия ничего не подделывает. И не лжёт.
Уна повернулась к нему. Её тянуло спорить - то ли из-за новой подсказки чутья по поводу Дара, то ли просто из-за раздражения и усталости. И зачем только Индрис притащила сюда этого костлявого непоседу - боится оставлять его со слугами?.. Хотя в таком
– Магия играет. Изображает. Приманивает, чтобы причинить боль. Вся история Ти'арга, да и вообще Обетованного - сплошное тому доказательство... Разве нельзя назвать всё это ложью?
Хмыкнув, Гэрхо вертляво подскочил к самому стулу Уны, наклонился к ней, сложил ладони трубочкой и с невероятно загадочным видом шепнул:
– Нет. Представляете, миледи?
– Прекрати, Гэрхо, - велела-попросила Индрис, кусая губы от смеха.
– Ты не должен мешать леди Уне сосредоточиться.
– И влезать в разговоры взрослых, - добавила Уна, сдерживая злость. Шёпот на ухо всегда казался ей чем-то крайне личным; в поведении мальчишки была неприятная дерзость. Разве что матери она могла позволить такое, да ещё дяде Горо с тётей Алисией.
И - давно, в детстве - Бри.
– Взрослых?
– Гэрхо осклабился, но стальные глаза Отражения ничего не выражали.
– Мне девятнадцать лет по Вашему счёту, миледи.
Невероятно. Просто невозможно. Бывают, конечно, разные задержки в развитии, но это точно не относится к Гэрхо... Все эти дни Уна считала его ребёнком, вряд ли старше тринадцати-четырнадцати. Ей стало жутко.
Сноп искр с треском упал на каменный бортик камина. Уна посмотрела на Индрис, чтобы убедиться, что её не разыгрывают; колдунья кивнула.
– Это правда. Мы взрослеем с другой скоростью, леди Уна, только и всего... И живём иначе. И растём в материнской утробе. И умираем, - Индрис опустила лохматую голову и коснулась зеркала на поясе.
– Есть много различий, о которых Вы не знаете... И уже не узнаете, наверное, - она тоненько вздохнула, - по воле Вашей матушки. Кое-что люди понимают лишь в нашей Долине - больше нигде. Даже не знаю, хорошо это или плохо.
Уна потёрла висок, привыкая к новому положению дел. Если вообще можно привыкнуть к обществу двух Отражений сразу. Кончики пальцев призывно закололо, и она крепче сцепила их в замок.
Что ж, в конце концов, всё не так уж страшно. По крайней мере, в Кинбралане ни им, ни ей ничего не угрожает.
Наверное.
Спрячет ли замок, в случае чего, от наместника Велдакира? А от его убийц? И способны ли помочь вот эти "занятия" - пока, по совести говоря, совершенно бесполезные?
– Хорошо, что моя леди-мать вообще разрешила нам заниматься, - спокойно сказала Уна. Лист бумаги лежал перед ней чистым, перо - сухим. Она вспомнила, сколько листков и тетрадей испортила зря, когда долгими ночами пыталась освоить волшебство сама, по старым книгам, запираясь в библиотеке... Может, суть Дара действительно в чём-то ином?
– И делать это наедине. То есть почти наедине, - уточнила она, покосившись на Гэрхо. Тот со снисходительной улыбочкой отошёл к книжному шкафу.
– Никто и не спорит, леди Уна, - ямочки на щеках Индрис обозначились чётче - верный признак потеплевшего настроения.
– Это было непросто. Леди Мора очень волевая женщина - а уж сейчас, в пору скорби вашей семьи...
"В пору скорби" - вот как красиво это можно назвать. Дядя Горо. Отец.
На этот раз Уна ощутила целых два узла - в животе и в горле - и поспешно уставилась в камин. Нет уж, при Отражениях она не разрешит себе быть слабой. Ни за что.
– Вы задали вопрос, и я пока не ответила верно, - напомнила она.
– Давайте вернёмся.