Хроники Обетованного. Осиновая корона
Шрифт:
Нет, конечно.
Они подольют масла в огонь войны, но иначе. Просто бросят кусок мяса другому борцовому псу. Собачьи и петушиные бои были любимым развлечением знати в Минши; у Шун-Ди они всегда вызывали отвращение. Трудно представить, что на них чувствует Лис (правда, лишь когда не голоден, если уж речь о петухах...). Шун-Ди покачал головой: он снова отвлекается. Нужно сосредоточиться на проблеме - благо, она немала.
Пока Шун-Ди раздумывал, есть ли смысл делиться своими соображениями с Лисом, тот смотрел на него с насмешкой и сочувствием; преобладала насмешка. Так и продолжалось несколько
– Вижу, о чём ты думаешь, Шун-Ди-Го - Не-Верящий-в-Двуногих-Сородичей... Дитя Повелителя Хаоса не откажется от дракона просто так. Эсалтарре считают это дитя наследником Повелителя по крови и дару. А они не бросаются такими оценками, особенно Андаивиль.
– Если будет нужно - откажется, Лис, - устало сказал Шун-Ди. Как объяснить этому золотистому чудаку, что он всё живёт идеалами запада, а в Обетованном их приходится отодвигать?
– Если это женщина...
– Не все женщины поступают так, как миншийки, - заметил Лис.
– Не все считают себя рабынями, во всём обязанными мужчинам.
– ...Или мужчина, преданный королю и наместнику. Мы должны быть готовы к этому. И потом - что он или она будет делать с драконом в Альсунге, где магия почти под запретом?
– А это уже не касается никого, кроме него или неё, - серьёзно ответил Лис.
– Драконы сообщили, кого хотят видеть владельцем яйца. Недвусмысленно сообщили: рёв Рантаиваль до сих пор у меня в ушах, - он тряхнул головой, и Шун-Ди на миг привиделось, что к лисьей голове прижимаются треугольные мягкие уши.
– Мы выполняем их волю, только и всего. Дальше всё решит наследник Повелителя. И в его выбор я верю.
Закатный луч, пробившись узкое окошко трюма, золотил волосы Лиса, собранные (ожидаемо) в хвост. Они сверкали ярче и гораздо естественнее, чем убранство Дома Солнца. Шун-Ди вздохнул.
– Лис, это безумие. Я не понимал этого раньше, но теперь понимаю. Мы совершили безумный поступок. Мы собираемся доверить нечто крайне важное человеку, которого пока даже не знаем.
– Скоро узнаем. И потом, Шун-Ди-Го... "Безумный поступок"? Но разве тебе не понравилось?
– голос Лиса перешёл в зверино-гортанное мурлыканье, которое всегда сбивало Шун-Ди с толку. Ему вообще начинало казаться, что рядом с Лисом состояние сбитости с толку не поддаётся лечению.
– Расслабься. Ты ведь сам говорил, что пути назад уже нет. И потом...
– вертикальные зрачки сузились до чёрных ниточек-щелей; Лис напрягся и замер, склонившись над ящиком.
– Слушай.
Шун-Ди покорно прислушался. К плеску вёсел, скрипу уключин и приглушённой ругани Сар-Ту на палубе добавился новый звук: под крышкой, погружённая в лебяжий пух, тихо-тихо трещала, расходясь, скорлупа.
***
За ночь трещинки углубились, а число их заметно возросло. На следующее утро Шун-Ди первым делом, ещё толком не проснувшись (снились ему драконы и почему-то гигантские белки - одинакового, золотисто-рыжего цвета), откинул крышку заветного ящика. Трещины испестрили
На циновке, свернувшись клубком, ровно сопел Лис в зверином облике; кончик его хвоста отчётливо белел в пасмурном утре... Да, жары и утомительно-яркого света можно больше не ждать: они ведь в водах Северного моря. Ночью "Русалка" останавливалась, потому что Сар-Ту вёл переговоры со знакомым капитаном - тот вёл торговый корабль на юг, возвращаясь из Хаэдрана. Лёжа в трюме, Шун-Ди пытался по голосу угадать, кто это, но не сумел. Он немного презирал себя за то, что побоялся подняться на палубу; но вдруг приятель Сар-Ту - человек Светлейшего Совета?..
Хорошо, что Лис не проснулся. Наверное, слишком устал от вчерашней радости. Ну, а ещё от хьяны, пения с горластыми гребцами и очередной порции политических диспутов с Сар-Ту. Шун-Ди показалось, что Лис, перевозбуждённый судьбой Вещи, а потому вдвойне словоохотливый и запутанно мыслящий, довёл несчастного Сар-Ту до дёргающихся век. Бывший пират, должно быть, скоро начнёт прятаться от него - несмотря на свой суровый вид и широкие плечи.
Лис и сейчас спал по-детски крепко. "Русалку" сильно качало на серовато-синих волнах.
Шун-Ди вдруг отчаянно захотелось коснуться яйца. Он протянул руку, но сразу отдёрнул её: серебристую скорлупу окружало облако жара. Как если бы он поднёс ладонь к кузнечному горну... Трещинки ширились и перемещались на глазах Шун-Ди; в двух местах сразу между ними показалась густая белая жидкость. А потом яйцо задрожало - довольно мелко, но дрожь отдалась в пух и в ящик под руками Шун-Ди.
Он облизал пересохшие губы. И перестал дышать.
Жар усилился (по трюму разнёсся запах горелого пуха), а трещинки разошлись - одна, вторая, третья... Скорлупа истончалась, как плёнка, разламывалась на куски. Белая жидкость сочилась уже по всему яйцу, стекая вдоль тёмных прожилок.
Что-то решительно и громко затрещало. Шун-Ди вздрогнул. Тянуло что-нибудь делать (что угодно), куда-то бежать - лишь бы не стоять тут столбом... Может, принести воды или второй ящик? Что нужно новорождённым драконам? Шун-Ди почувствовал, как увлажнился лоб. Он никогда не выступал в роли повитухи.
И мать, разумеется, никогда не рассказывала о том, что полагается делать в подобных случаях.
В подобных?! Что за чушь? Твоя мать хоть раз видела , как вылупляется дракон? О Прародитель, что я...
Он не успел довести мысль до конца. Самый верхний кусок чешуи, с острого конца, отвалился и в шлепке белой жидкости (чуть мерзкой на вид - вроде слизи) упал на пух. Шун-Ди зашипел от боли: не заметил, как занозил руку ящиком, слишком сильно стиснув его края...
Из образовавшейся дыры, прорвавшись сквозь белое и серебристое, показалась крошечная головка, покрытая чешуёй. Не больше пальца в длину, но блестящая, как расплавленное серебро. Шун-Ди разглядел крепко сжатую маленькую пасть и опущенные веки, пластинки панциря на челюстях и на лбу... Сердце бухало во всём теле сразу. Сейчас появится шея - пусть, пожалуйста, сейчас...