Хроники Проклятого

Валетов Ян Михайлович

– Говоришь на хибру? – спросил дядя Рувим на иврите.

Раненый молчал, все так же надсадно дыша. На его тонких губах вскипала кровь, черная в лунном свете.

– Английский? – переспросил профессор. – Русский? Французский?

Противник молчал.

Рувим Кац пожал плечами и без размаха вонзил нож в подключичную впадину лежащего. Глаза парня не просто расширились, они вылезли из орбит.

– Держи ему ноги! – приказал дядя.

При всем посредственном знании человеческой анатомии Шагровский понял, что лезвие проникло в нервный центр. Не отводя взгляда от искаженного болью лица, профессор

повернул нож в ране. Туда, а потом обратно.

Раненый закричал, и от крика из его открытого рта полетели темные брызги. Он попытался двумя руками оттолкнуть руку дяди Рувима, но тот навалился на рукоять всем весом, и парень бессильно засучил ногами, а через секунду начал скулить, как ушибленный щенок.

– Английский? Русский? Немецкий? – дружелюбно повторил профессор.

Но от этого дружелюбного тона у Шагровского пошел мороз по коже.

– Я говорю по-английски, – прохрипел раненый. – Я. Говорю. По-английски.

– Уже лучше… Имя?

– Артур. Артур Киннер.

– Кто тебя послал?

– Я не знаю.

Нож с хрустом провернулся в ране.

Парень заорал так, что крики умирающего, зажатого обломками квадроцикла преследователя показались тихими стонами. Шагровский краем глаза увидел, что Арин, обыскивающая вездеходы, смотрит на них с нескрываемым ужасом.

– Кто тебя послал?

– Я не знаю… – простонал-проплакал раненый. – Я не знаю, не знаю… Меня нанимают, меня просто нанимают! Я не знаю кто! Это же правило! Никто не знает нанимателя…

Из-под рукояти ножа плюхнуло кровью.

– Сколько человек в группе?

На этот раз ответ последовал незамедлительно.

– В пустыне две группы по шесть человек!

– Ты их знаешь?

– Познакомились на брифинге. До этого никого не видел.

Он захрипел и заперхал, отплевываясь кровью.

– Где был брифинг?

– В Каире.

– Где остальные?

– В каждой группе один координатор и его вестовой. Они ждут в точке выхода.

– Задача группы?

– Уничтожить твою экспедицию. Зачистить тех, кто выскочил ночью. Никто не должен был уйти. Группа три облажалась, иначе все закончилось бы там, на горе.

– Это все? Других заданий не было?

– Забрать рукопись. Или уничтожить на месте. Это по обстоятельствам.

– Вам сказали, как выглядит рукопись?

– Да. Нам сказали, что ты поместил ее в контейнер.

Дядя коротко выматерился. Естественно, по-русски.

– Сколько людей в группе номер три?

– Я не… А-а-а-а! – заорал парень надрывно, снова пытаясь вывернуться. – ДВЕНАДЦАТЬ! ВСЕГДА ДВЕНАДЦАТЬ!

– Почему всегда двенадцать?

– Не знаю. Это какая-то традиция…

– Командир? Кто командир?!

– Немец! Его зовут Вальтер! Но это не настоящее имя…

– Откуда ты знаешь?

– Я видел его… У нас было дело… И тогда его звали иначе. Не надо, НЕ КРУТИ!

– Я хочу, чтобы ты был разговорчивым, – пояснил Рувим, улыбаясь, и онемевший от ужаса происходящего Шагровский понял, что совершенно не знал собственного родственника. И еще, что матери он никогда и ничего об этой ночи не расскажет. Если, конечно, выйдет живым из этой передряги.

– Что за дело у вас было? – ласково спросил профессор, не выпуская рукояти ножа из рук. – Не стесняйся, упырь, расскажи.

– Два года назад. В Вероне.

– И что ты там делал…

– Нас наняли убрать одного старика…

– Имя?

– Чезаре Каприо! НЕ КРУТИ НОЖ, ПОГАНЫЙ ЕВРЕЙ!

Сначала дядя выглядел ошарашенно, но через секунду взял себя в руки, и на лицо его вернулось то самое пугающее Валентина до смерти выражение. Таким бы мог глядеть на жертву Аваддон, [58] если бы постарел, слегка отяжелел и поседел.

– А теперь послушай меня, мальчик, – он наклонился над раненым, и Шагровский увидел, как улыбка растянула профессору рот, и от этого задвигались покрытые седой щетиной щеки. – Внимательно послушай. Ты же не хочешь, чтобы я медленно разрезал тебя на части? Или хочешь?

58

Абаддон или Аваддон (иврит – истребление); греческий аналог: Аполлион, то есть губитель – в иудейской (а затем и в христианской) теологии – ангел (демон) истребления, разрушения и смерти.

Казалось, что голос дяди Рувима змеей заползает под кожу и скользит по нервам в глубь тела, по направлению к сердцу, чтобы обвить его плотными тугими кольцами.

– Не хочешь? Тогда учти, что я жду быстрого и честного ответа. Ты знаешь, почему убили Каприо?

– Нет! – пленный замотал головой так, что она вполне могла оторваться. – Нет! Не знаю! Нам ничего не говорят! Только фото, имя, фамилию, адрес и возможные места появления…

Он почти кричал.

– У нас так не делается. Никакой лишней информации. Мне не надо знать, за что тебя хотят пришить! Мне достаточно знать, что если ты умрешь, то мне заплатят деньги! ВЫТАЩИ НОЖ!

– Без проблем, – сказал Рувим Кац и выдернул лезвие из раны. Из-под ключицы наемника ударила струя крови – тяжелая, толщиной с большой палец руки. – А вот мне не надо, чтобы кто-нибудь платил деньги. Мне достаточно знать, что ты умрешь. Понимаешь, в чем разница?

– Я еще жив… – прохрипел пленник. – Я еще жив…

– Это ненадолго, – бросил профессор через плечо. – Передавай привет дружкам и подождите Вальтера, он скоро будет.

Раненого начала бить крупная дрожь, словно от холода. Фонтан крови над его плечом стал пожиже и пульсировал заметнее, голова начала запрокидываться, и раньше, чем Кац успел дойти до зажатого между камнями и изорванным железом наемника, умирающий потерял сознание.

Второму пока еще живому преследователю не повезло полной мерой и притом дважды. Несмотря на раздробленный таз и почти оторванные ноги, он не умер сразу, а умереть быстро с такими ранами было бы благом, и даже не потерял сознания. Оставаться в рассудке было гораздо хуже, чем умереть.

Внутреннее кровотечение наверняка было обильнейшим. Кожа на лице у наемника приобрела землистый серый оттенок, и даже голову он не мог держать ровно – судорога все время заворачивала ее на сторону. Но искореженный металл и камни так стиснули разорванное тело, что никакие жгуты были не нужны.