Хроники Проклятого
Шрифт:
– О, shit! – скрипел профессор, пока Шагровский осматривал рану. – Ходить, конечно, было больновато… но можно! А вот ездить на этой штуке…
Дядя кивнул головой в сторону квадроцикла.
– А ведь ехать придется…
– Тут резать надо, – сообщил Валентин.
– Значит – режь, доктор Менгеле. Если начнется нагноение, то мне точно конец. Умереть от пули в заднице – это совсем не то, о чем я мечтал…
– Давайте я, – предложила Арин. – Все-таки родители врачи, я кое-что умею…
– Дожился, – сказал Кац печально. – Молодая девушка видит меня полуголым для того, чтобы выковырять из моего зада кусок свинца… Определенно,
– Сейчас будет легче, – успокоил дядю Шагровский с теми же интонациями, что и сам слышал пять минут назад. – Антибиотик с обезболивающим…
Арин достала из аптечки разовый скальпель, сорвала упаковку и зажала его между пальцами так, словно действительно была хирургом.
– Готовы? – спросила она.
– Давай уже, пока не так болит…
– Зальешь рану, – попросила девушка Шагровского и уверенным движением острого лезвия вспорола желвак.
Дядя заскрипел зубами, но смолчал.
Арин ловко нажала на рану, и смятая пуля выдавилась наружу вместе со сгустком и первыми каплями крови.
– Давай! – приказала она, и Шагровский вылил остатки перекиси на разрез.
Пока Арин заклеивала результаты полевой хирургии пластырем, профессор шипел себе под нос слова, выдававшие его советское происхождение, недостатки воспитания и пробелы в академическом образовании.
Одним глазом поглядывая за процессом перевязки, Валентин в меру своего понимания проверил квадроциклы. Машины оказались в порядке, баки наполовину полны. В пластиковых багажниках – вода, несколько сухих пайков, запасные обоймы к оружию. На рулевой колонке первого квадроцикла обнаружился на специальном креплении неповрежденный GPS.
В общем, на жизнь можно было смотреть более оптимистично, чем час назад. Теперь их было трое, а не двое. Смерть от заражения крови и жажды уже не казалась неизбежной. У них были лекарства, средства передвижения и оружие. Но не было понимания, что за сила по-прежнему хочет их смерти, хотя причина, пожалуй, стала понятна.
Шагровский посмотрел на свой рюкзак, выглядевший так, будто он был не куплен месяц назад в киевском магазине «Экстрим», а найден в раскопках городища тысячелетней давности. В прорехе сверхпрочной ткани виднелся контейнер, хранивший внутри себя пятьдесят листов, написанных по-гречески человеком, который никак не мог это написать. Потому что умер минимум за сорок три года до того, как была написана рукопись. Если этот человек вообще существовал.
– У нас минут сорок для того, чтобы отъехать как можно дальше от этого места, – сказал дядя Рувим, застегивая штаны. На лице его все еще была мучительная гримаса. – И желательно убраться из пустыни. Проблема в том, что, если бы нам хотели помочь, то уже помогли. Ни на секунду не могу допустить, что после того, что произошло на Мецаде, армию не поставили бы на уши.
– Ее не поставили на уши, – Арин уселась в седло квадроцикла и жестом пригласила Валентина занять место за ее спиной. – Ее вообще не задействовали.
– Тогда нам нельзя бежать к первому же полицейскому патрулю, – профессор тоже уселся на четырехколесную машину, забросив за спину короткий странного вида автомат. – Нам надо понять, почему после нападения на экспедицию тут не началась полномасштабная армейская операция. Есть у меня впечатление, что мы наступили на мозоль кому-то очень большому и могущественному. Настолько могущественному, что обычные правила уже не действуют. Вы знаете, кто такой Чезаре Каприо?
– Нет, – сказал Валентин и покосился на Арин, но та тоже покачала головой. – Я ничего о нем не слышал. Тот человек, об убийстве которого говорили эти парни?
– Да. Ничего удивительного, что вы его не знали. А мы были знакомы. Он старше меня лет на шесть и никогда не работал в поле. – Профессор Кац повернул ключ, и мотор вездехода взревел, фара вспыхнула, освещая каменистую тропу, исчезающую между валунами. – Каприо – книжник и последние десять лет практически безвылазно провел в одном из монастырей в Греции.
– Книжник? – переспросила Арин, заводя свой квадроцикл. – Кому понадобилось убивать исследователя рукописей?
– Официально его никто не убивал, – сказал дядя Рувим, трогаясь с места. – Мало ли от чего может умереть старик, всю жизнь глотавший библиотечную пыль? Но я думаю, что его убил Иосиф Флавий…
– При чем тут… – начал было Шагровский, но дядя уже пустил вездеход прыгать по камням.
– Ищите экскурсионную тропу! [60] Хорошенько глядите вокруг! – крикнул профессор через плечо, притормаживая. Чувствовалось, что вести четырехколесную машину ему не очень привычно. – Она может оказаться поблизости. Если рассвет застанет нас в пустыне, отсидимся в пещерах…
60
Экскурсионная тропа – дорожки, проложенные в Иудейской пустыне для джип-сафари. Их немного, они узки, но хорошего качества и выводят к туристическим центрам, в основном на юге, близ Мертвого моря.
– Экскурсионной тропы здесь нет, – сообщила Валентину Арин, глядя на экран GPS. – Это твой дядя размечтался. Ближайшая – миль шесть отсюда. В навигатор загружена подробная карта со всеми отметками – мы здесь, вокруг бездорожье и дикие скалы. Неплохо мы побегали… Видишь – Мецада здесь. Вот Эйн-Геди. А это ущелье выведет нас к еще одному высохшему руслу – оно делится на рукава и уходит дальше… Тут нет прямого пути на юг.
Оставив в стороне неподвижные тела и разбитый квадроцикл, вторая машина тоже выкатилась с площадки между валунами. Почти сразу же после того, как звук моторов стал тише, на тропе, ведущей от россыпи небольших пещер, зажглись две пары глаз. Осторожно переступая тонкими лапами по каменной крошке, шакалы начали спускаться вниз, на запах крови и остывающей человеческой плоти. У самого низа один из них, ошалевший от сладкого аромата смерти, оступился и съехал последние несколько метров на хвосте, испуганно повизгивая. Но тут же метнулся к лежащему навзничь трупу и, рыча, впился ему в щеку. Первым.
Через несколько секунд к нему присоединился второй. А еще через минуту шакалов было уже пятеро. Занимающаяся заря не пугала их, а может быть, и пугала, но жажда крови была сильнее, чем страх перед дневным светом. В полумраке раздавался хруст и алчное чавканье – челюсти падальщиков работали без перерыва. Из глубины ущелья тянулись, поджимая хвосты, другие участники пиршества. Еды было много. И убежать она не могла. Вместе с первыми лучами солнца к едокам присоединились насекомые.
В истекающих маслом обломках квадроцикла заголосила рация, и шакалы на миг шарахнулись от человеческого голоса, но только на миг…