Хроники Януса
Шрифт:
– Ты… просто… жалкий трус, – произнёс он слабым голосом.
Марциан кивнул секретарю. Тот приоткрыл заглушку водяного хронометра. Капли одна за другой устремились в чашу.
Через пару минут пальцы карфагенянина вдрг сжались в судороге, его спина выгнулась. Он закатил глаза и упал. Его начало трясти, словно больного падучей, а изо рта показалась пена. Цепи на его руках и ногах брякали, сопровождая его содрогания. Обильный пот покрыл его тело.
Пока узник лежал на полу, Марциан стоял над ним с торжествующим видом и молча наблюдал,
Марциан вышел за дверь и вернулся в сопровождении двоих охранников. Они подняли и посадили узника на скамью. Марциан подошёл ближе.
– Ты слышишь меня? – спросил он.
Тот не отвечал и продолжал смотреть в одну точку.
– С этого момента ты будешь отвечать мне. Ты скажешь мне правду, хочешь ты того или нет.
***
" На следующий день Марциан доложил мне о результатах допроса.
– Ты не поверишь, но я вылил ему в рот всю склянку, и теперь у нас нет снадобья. Обычному хватило бы и трети, но он оказался очень крепок…
– Я тебя предупреждал.
– … и всё же не настолько, чтобы запретить своему языку говорить мне правду, – продолжил он со смешком. – Я многое узнал. В последний момент пун был готов выложить мне главное, но как-то сумел напрячь последние силы. Я слышал обрывки слов, бессвязное бормотание… а потом он упал без чувств. Мне жаль, Луций. Скоро он придёт в себя. Думаю, близнецы его не сломят. Он, скорее, откусит себе язык, чем расскажет то, что не договорил. Только не подумай, что на этом конец, – поправился он, не желая, чтобы я подумал, что он и в самом деле опустил руки. – Я всё равно узнаю то, что хочу.
– Так что же ты выяснил?
– На основании сведений перебежчика я полагал, что он лишь исполняет волю Аркуда. Оба начинали в Воинах Решефа и хорошо знают друг друга. Но Аркуд продвинулся по службе и высоко взлетел – теперь он правая рука Гамилькара Барки. Это был его замысел устроить провокацию с кораблём и, надо сказать, он добился своего: в Карфагене увидели, что Риму нельзя верить. Вот, взгляни на это. Мне это передал Геласий, он только что вернулся.
Марциан взял со стола свиток и протянул мне.
Геласий был сицилийским купцом и нашим осведомителем. Он неоднократно бывал в Ливии, откуда возил свой товар. В Ливии же сведения ему передавал для нас беглец из Карфагена, когда они пересекались в порту. Этот знатный человек лично пострадал от Гамилькара, и всей душой ненавидел клан Барки. Мы щедро платили ему, и ещё ни разу не раскаялись в этом, ибо сведения, что он передавал нам, были чрезвычайно важны.
Я развернул свиток и, пройдя несколько строк глазами, нашёл в нём то, о чём только что сказал Марциан:
«… и одиннадцатого дня он дал клятву в храме Баал-Хамона в присутствии жрецов и свидетелей, оставаться вечным врагом Риму до скончания дней своих, и просил запомнить его слова, и сказал, что если он сам отступит от этой клятвы из-за малодушия или измены, то пусть понесёт справедливую кару смертью как клятвопреступник от любого из стоящих здесь…
Я отвёл глаза.
– Что это значит?
– Читай дальше.
Я произнёс вслух:
– «Такую же клятву он заставил произнести своего старшего сына Ганнибала. И в скрепление этой клятвы трое римских пленников были принесены в жертву Баал-Хамону».
Я вздохнул и возвратил ему свиток.
– Нам следовало раньше вырвать зубы у этой змеи.
– Ещё не всё потеряно.
Я посмотрел на него, желая получить пояснения его слов.
– Семья Барки могущественна. Но есть и те, кто недоволен ими, – сказал Марциан. – Многие из тамошней знати не хотят новой войны. Они нашли себе вождя. Им стал Ганнон.
– Ганнон? Разве он не устал от политики?
– Если узник не врёт – а он соврал бы в любой другой раз, только не тогда, когда его язык не повиновался ему – то, видно, ещё нет. Семья Ганнона так же влиятельна, как и Баркиды.
– Хочешь сказать, что нам стоит выйти на него?
– Несомненно, Луций.
– Об этом стоит подумать.
– Мы бы могли осуществить контакт через Тарент, чтобы не бросать на него тень.
– Только не через Тарент, – предостерёг я. – Там всё продаётся и покупается. Пока мы предоставляем им торговые льготы, они заискивают перед нами и клянутся в дружбе. Но как только пуны высадятся на южном побережье, они забудут все свои клятвы переметнутся к ним.
– Тогда через Египет.
– Звучит лучше.
Но в следующий момент ко мне вкралось сомнение:
– Если пун сказал тебе про Ганнона… может быть, это и правда. Но я знаю, лишь что у Ганнона не меньше интересов чем у Баркидов. Он тоже желает вытеснить нас из Внутреннего моря.
– Но он не хочет войны, Луций. Он за честное соперничество. Споры торговцев не требуют крови.
Я задумался. Затем посмотрел на него и усмехнулся.
– Что-то заставляет тебя усомниться? – спросил Марциан, уловив мои мысли.
– Мы сейчас говорим с тобой так, словно от нас что-то зависит. Мы обсуждаем политику, словно мы с тобой восседаем на Капитолии…
В его глазах блеснуло недоумение.
– Тогда зачем мы делаем нашу работу?
– Мы просто делаем то, что должны делать.
– Почему ты считаешь, что это не будет принято в сенате?
Я пристально посмотрел ему в глаза.
– Друг мой, я слишком хорошо знаю сенат. Они не послушают ни Луция Капитула, ни Элия Марциана, ни префекта, даже если будут самые проверенные сведения. Они послушают того, кто имеет среди них влияние.