Хроноагент
Шрифт:
— А как же мы научимся, если вы нас на земле оставляете?
— Научим, не переживай. Еще налетаешься, навоюешься и звездочки на фюзеляже нарисуешь. А сейчас в бой не рвись. Все равно не возьму.
Через полчаса две эскадрильи во главе с Жучковым уходят на задание.
— А вы почему не полетели? — спрашивает у меня Комов.
— Когда мы не в строю, я для тебя — Андрей. Привыкай, мы теперь с тобой боевые друзья. А почему не полетел? Руку мне “Нибелунги” повредили. Сейчас схожу в санчасть, узнаю, сколько мне еще по
Эскадрильи возвращаются с задания. Волков мрачен как туча. У Жучкова вид под стать Волкову. Они уходят в штаб, а я спрашиваю у Сергея:
— Что случилось?
— Пять “пешек” потеряли, — со злобой в голосе отвечает Сергей.
— Как это вы умудрились?
— А что сделаешь, если зенитками там каждый квадратный метр утыкан? Море огня. И мы ничем помочь не смогли. “Мессеры” насели, целая группа.
Волков зовет меня в штаб.
— Пойдем, помозгуем. В санчасти был?
— Все, завтра уже могу летать.
— Это хорошо! Завтра с утра опять туда пойдем.
В штабе мы долго колдуем над картой с уточненным расположением зенитных батарей. Но куда ни кинь — всюду клин.
— Выход один, — говорит Жучков. — Идти завтра всем полком и хотя бы одну эскадрилью выделить на подавление зениток.
— Но тогда нагрузка на людей резко возрастет. Завтра всем придется делать по пять-шесть вылетов, — возражает Лосев.
— А что ты предлагаешь? Терять “пешки”? Может быть, молодых завтра в бой поднять?
— Нет! — Лосев категорически рубит воздух рукой. — Только не это! Ты же сам говорил, что “мессеров” там — тьма. Взять туда молодежь — это значит послать их на убой. А из них еще истребителей сделать надо. Как, мужики, — обращается он к нам, — выдержим завтра до шести вылетов?
— Выдерживали же, — пожимаю я плечами.
— Так и запишем, — соглашается Лосев. — Все. Вы свободны, товарищи, полетов сегодня больше не будет.
На стоянке нас ожидает сюрприз. Пришли Гучкин с Ольгой. Гучкин притащил две фляжки со спиртом, и они с Сергеем уже обсуждают что-то по поводу закуски. Сергей, как всегда в таких случаях, проявляет кипучую деятельность: о чем-то советуется с Волковым, шепчется с Крошкиным. Потом они с Иваном куда-то убегают. Волков объявляет:
— Ужинать в столовую не пойдем. Дружеский ужин в честь наших гостей состоится в расположении эскадрильи.
— У вас что, рабочий график сменился? — спрашиваю я Ольгу.
Она кивает:
— Да, уже второй день раненых привозят с утра, да и трех хирургов нам добавили.
Во главе с Волковым мы идем к нашей хате. Во дворе под яблонями стоит большой вкопанный в землю стол. Вокруг него Крошкин уже расставил скамейки. А на столе!
Когда только они все это успели? Вареная картошка, жареная рыба, два гуся, яблоки, огурцы, помидоры, сало… Венцом всего были четыре больших кувшина с вином.
Матрена Ивановна, наша хозяйка, радушно приглашает нас к столу:
— Сидайте,
— Садитесь с нами, мама, — приглашает Волков,
— Та стара я, — отказывается хозяйка, — вон у вас яка гарна дивчина, — показывает она на Ольгу.
Но мы неумолимы, и Матрена Ивановна водворяется во главе стола. Я ловлю за руку суетящегося Крошкина.
— Иван, когда ты все это успел?
— Тю! Да я с обеда это дело организую. Просто Константин с Ольгой так удачно попали.
— А в честь чего такое застолье?
— Щас узнаешь!
Вино разливается по кружкам, Волков было встает, но Сергей кладет ему руку на плечо и усаживает на место.
— Слово — Ивану.
Крошкин откашливается и произносит тост:
— Я предлагаю выпить за нашего комэска! Погоди, капитан, — тормозит он привставшего было Волкова, — ты ведь ничего еще не знаешь. Вчера наш комэск сбил двадцать пятого фашиста, а сегодня комдив подписал и направил в штаб фронта представление на него к званию Героя. За первого героя нашей эскадрильи!
— Ура! Ура!
Все вскакивают и тянутся с кружками к Волкову. Тот смущенно бормочет что-то, он явно растерян. Хотя зря смущается. Кто еще в полку более его достоин звания Героя?
Волков выжидает, пока стихнут наши восторги, и говорит:
— Ну-ка, Сергей, разливай по второй. У меня тоже есть новость.
Сергей быстро наполняет кружки, и мы выжидательно смотрим на Волкова.
— Вчера подписан приказ Верховного, которым, возрождая традиции доблестной русской армии, учреждается Гвардия. Гвардейскими станут части и соединения, наиболее отличившиеся в боях. В соответствии с этим приказом мы с вами имеем честь служить во Второй Гвардейской авиационной дивизии. Ура, гвардейцы!
— Ура! Гвардия! Ура!
— А первая кто? — спрашивает Сергей, когда мы выпиваем.
— Первая — “колышки”!
— Слышишь, Оля? — поворачиваюсь я к подруге. — Иван Тимофеевич — командир Первой Гвардейской дивизии.
На глазах у Ольги слезы.
— Ой, Андрей! Как мне хочется его увидеть сейчас, ты не представляешь.
Когда застолье разгорается, Ольга шепчет мне на ухо:
— Водой пахнет. Вы ведь на самом берегу стоите?
Я киваю.
— Искупаться бы, — мечтательно шепчет Ольга.
— Нет проблем, пошли, — говорю я, и мы с Ольгой исчезаем из-за стола.
На наш уход никто не обращает внимания. За столом — дым коромыслом. Веду Ольгу к небольшой заводи, заросшей по берегам ивняком. Я обнаружил ее на днях, когда, бездельничая, слонялся по окрестностям.
— Ой, какая прелесть! — восхищается Ольга. Она быстро раздевается и бросается в воду. Вынырнув, она оборачивается. — А ты что стоишь?
Была не была! Ребята пьют, им не до нас, да и место это никто из них не знает. Нечего стоять на берегу и караулить. Сбрасываю одежду и присоединяюсь к Ольге.