Хроноагент
Шрифт:
— Ну и слава Времени! Потому что я сейчас в таком же положении, в каком оказался бы ты, пытаясь объяснить средневековому механику, как устроен и летает реактивный истребитель или, скажем, принцип действия ядерного реактора. Поехали дальше. Когда была открыта эта множественность параллельных миров, выяснилось, что даже простое визуальное наблюдение за ближайшей фазой требует колоссальных энергетических затрат. Поэтому открытие долгое время не находило практического применения и оставалось где-то на уровне теоретической возможности межзвездных полетов для конца XX века. Так продолжалось до тех пор, пока один из хронофизиков (так стали называть новое направление в науке), Майкл Стоун, не выдвинул гипотезу о наличии такой фазы, откуда связь с другими фазами возможна при минимальных энергетических затратах.
— Или в Монастыре, — вновь вставляет Елена.
— Да, наши остряки называют нуль-фазу Монастырем, в отличие от мира, как они называют остальные фазы. Из фазы Стоуна мы установили контакты с другими фазами, которые согласились с нами сотрудничать, разработали правовой статус, или Хронокодекс. Кстати, тебе надо изучить его в первую очередь. Фаза Стоуна существует уже более трехсот лет, объем работы и сфера контактов растут в геометрической прогрессии. Все технические аспекты ты усвоишь в процессе обучения. А теперь спрашивай. У тебя ведь накопилось много вопросов.
— Вы сказали, что у вас установлены контакты со многими фазами, сотрудничающими с вами. Значит, и с нами? Если так, то почему мы об этом не знали?
— Нет. Пункт четвертый части первой Хронокодекса гласит: “Ни одна фаза, не достигшая в своем развитии уровня самостоятельного открытия множественности миров, не должна узнать об этом раньше своего срока”. Так что с вашей фазой контакт у нас только односторонний.
— А в чем конкретно выражается сотрудничество?
— Прежде всего это обмен информацией, оказание помощи в реализации различных проектов, передача технологий, достижений культуры и т.п. Ну а во-вторых, к нам часто обращаются с запросами о последствиях, как социальных, так и экологических, когда речь заходит о внедрении новых технологий, реализации научных открытий, осуществлении крупных воздействий на среду обитания и т.д. Мы можем не только построить точный прогноз, не только проследить его в будущем, но, если визуального наблюдения недостаточно, даже заслать в будущее своих агентов.
— Ну а контакты с фазами, которые еще не знают о вас, в чем они заключаются? Как вы работаете с ними?
Магистр задумчиво смотрит на меня. Он снова похож на человека, раздумывающего, прыгать ему в холодную воду или нет.
— Гм. Вообще-то такую информацию тебе следовало бы получить попозже, но я сделаю исключение. Две трети нашей работы, если не больше, составляет именно работа с такими фазами. Мы активно воздействуем на ход исторического процесса посредством внедрения в фазы своих хроноагентов. Хроноагенты своими действиями или корректируют допускаемые ошибки, или предотвращают их и тем самым удерживают процессы в необходимых рамках.
— Ну а кто устанавливает эти “рамки”?
— Исторический опыт. Закон целесообразности.
— То есть вы сами! А кто дал вам право решать судьбы миров, вмешиваться в их жизнь? Это что, новая форма диктатуры? Мудрые дяди из будущего шлепают по попкам расшалившихся дикарей!
— Не закипай, Андрэ, остынь. — Чувствуется, что мои слова задели его за живое, расшевелили в нем то, что ему самому давно не дает покоя.
Его живые проницательные глаза слегка затуманиваются. Он смотрит куда-то поверх компьютера, затем, сделав несколько шагов по комнате, останавливается напротив меня и продолжает:
— Один из примеров такого вмешательства ты только что имел возможность наблюдать и даже участвовал в нем. Что плохого, если война закончится на два года, на год, на месяц, даже на неделю раньше? Сколько миллионов жизней будет спасено? А между тем прогноз на окончание войны по этой фазе был даже не на 1945-й, а на начало 1947 года, причем за последние два года в войну должны были втянуться Ближний Восток и Южная Америка.
Голос
— Другой пример. В одной из фаз, на равнинной местности, в сейсмически безопасной зоне произошло землетрясение силой в девять баллов. Погиб город с населением более двух миллионов человек, жертв не счесть, мало кто уцелел. Причина: шестьдесят лет назад недалеко от города устроили подземное хранилище жидких отходов. Отходы, проникнув в более глубокие слои, постепенно размыли мощный солевой пласт. Происшедший обвал вызвал землетрясение. Наши наблюдатели обнаружили, что в соседней фазе готовят такое же хранилище. Хроноагент, внедренный в главного инженера проекта, перенес хранилище в другое, безопасное место. Результат — город спасен. Еще нужны примеры?
Я молчу.
— Молчишь? Согласен или тебе просто нечего возразить?
— Возразить действительно нечего. Ты все это хорошо говорил. Но… Я все равно не могу принять этого… Еще Стругацкие сказали, знаешь их, наверное?
— Знаю и ценю.
— Так вот, они сказали: “Нельзя переломить хребет Истории, не переломив при этом хребет Человечеству”. Такие вмешательства, ну… безнравственны, что ли. И мне стыдно, что я, даже против своей воли, принимал в этом участие.
— Да ты, кроме Стругацких, оказывается, еще и Азимова почитывал! Тоже мне — Эндрю Харлан! — Магистр уже откровенно смеется надо мной, огоньки в его глазах превращаются в бесенят. — Кстати, “Конец Вечности” у нас — настольная книга. В том плане, что она дает богатый материал на тему, как не надо работать во времени. Эх, Андрэ! Да кто же здесь ломает хребты? О чем идет речь? Человечество никто не лишает права совершать свои ошибки и исправлять их. Но разве преступно смягчать последствия, уменьшать количество жертв, предотвращать гибельные результаты непродуманных действий амбициозных политиканов, воображающих себя истиной в последней инстанции, или маньяков-технократов, возомнивших себя гениями, чьи действия всегда безошибочны? Все они по-своему хотят осчастливить или все человечество, или свою нацию, или часть ее, а большей частью — себя самое. Мы отнюдь не ломаем хребтов Истории. Если Вторая мировая война в какой-то фазе должна начаться, то она все равно начнется, даже если мы ликвидируем Гитлера вместе с его окружением. Не они развязали войну, а те, кто их толкал к этому, те, кто насыпал им золота в карманы и потом сказал: “Отрабатывайте с процентами”. Не Гитлер, так другой, не важно. Важно, что мы можем не допустить, чтобы последствия войны стали такими же или еще более ужасными, чем в вашей фазе. Подумай над этим хорошенько, прежде чем стыдиться. Времени у тебя достаточно.
— Хорошо, я подумаю на досуге. А теперь о времени. Когда вы вернете меня к себе?
Воцаряется молчание. Магистр снова начинает чесать свою переносицу, а Елена разглядывает меня с еще большим интересом. У меня нехорошо ноет где-то между печенью и желудком от паршивого предчувствия. Молчание на этот раз длится недолго.
— Я ждал этого вопроса с самого начала. Отдаю тебе должное, ты терпеливо выслушал первичную лекцию по основам хронофизики, работе хроноагентов и даже задавал толковые вопросы, приберегая главный из них напоследок. Я отвечаю тебе прямо. Никогда.
— То есть? Поясните.
— Поясняю. Никогда — это значит совсем никогда, — твердо говорит Магистр, в глазах его по-прежнему светятся огоньки, но теперь они, кажется, жгут меня, как лучи лазера. — Твое время, Андрэ, для тебя больше не существует. Ты — человек мужественный и прими это как неизбежную реальность. В свое время ты никогда больше не вернешься.
Видимо, в моих глазах он читает что-то такое, что заставляет его быстро схватить бутылку и налить мне почти полный стакан. Я пью его залпом, занюхиваю кусочком ржаного хлеба и разражаюсь монологом. Новость, сообщенная мне Магистром, настолько ошеломляет, что мои моральные устои рушатся в мгновение ока. Невзирая на присутствие Елены, а точнее, забыв о ней, я высказываю этому типу все, что думаю о нем, о его организации, об их деятельности и их методах. При этом я совершенно не ограничиваю себя в лексиконе и в идиоматических выражениях с использованием всего разнообразия могучего русского диалекта.