Хруп Узбоевич
Шрифт:
Но эти ужасные минуты были преддверием к моей счастливейшей жизни, и я благодарю судьбу, пославшую мне такое испытанье.
Вдруг пред моим уже мутневшим взором блеснул яркий свет: стена, вдоль которой я мчалась, отошла. Раздался ужасный крик… Кто-то грохнулся, перегородив мне дорогу. Я вскочила на это неожиданное препятствие… чуть не запуталась в складках каких-то тряпок… перелетела через них… метнулась через открывшееся передо мной чистое пространство пола и мгновенно юркнула за большой круглый столб в самом углу комнаты. О, счастье! Стена и поверхность столба — то была печь, суженная в углу, — лишали возможности добраться до угла не только мчавшейся за мной собаке, но даже и кошке, если бы она была среди моих преследователей.
Но
Не прошло и часу, как вдоволь надумавшись о только что происшедшем, я приступила к осмотру моих новых владений. Своего угла под кладовой я не только не жалела, но как-то сразу решила не искать к нему обратного пути. Да это было и опасно даже для такой рассудительной крысы, каковой выросла я. Подполье, в которое я попала, было по высоте таким же, как первое, только в нем было несколько чище, так как оно, очевидно, не было населено такой огромной колонией, какая жила в родном мне подполье. При тщательном осмотре я не нашла в нем и признаков жизни крыс, хотя какие-то существа, видимо, в нем жили и притом почти той же породы, как и мы. Как и в наше, в это подполье было натаскано много провианта в виде сухарей, замасленных тряпочек, косточек; всюду лежали нагрызанные щепочки и опилки; отовсюду шел запах крысиной породы, но гораздо нежнее, чем в нашем подполье.
Немного пришлось мне подумать, чтобы догадаться, что я попала во владения зверьков, для которых мы были, может быть, еще более опасными врагами, чем кошки для нас. Это было обиталище тех мышей, которые изредка попадали в наше подполье, преследуемые нашими общими врагами — кошками или притащенные нашими крысами-охотницами. В ближайшую ночь я воочию убедилась в присутствии мышей, заметив несколько смутных теней, прошмыгнувших вдоль стен и по углам подполья. Я выросла среди обилия пищи и, к радости своей, сумела воспитать в себе не свойственную свободным крысам незлобивость, поэтому я была бы даже довольна, если бы настоящие владетели нового подполья вернулись к своим гнездовьям и помирились со своим новым родственным им по крови сожителем. Но эти крошечные созданья, очевидно среди своих положительных качеств, не обладали для того достаточной смелостью, и мое присутствие в подполье навсегда изгнало их из их исконного обиталища. По крайней мере, они не вели себя больше хозяевами, и те, с которыми случайно приходилось встречаться, быстро улепетывали от меня в узкие щелки, вполне недоступные мне.
Куда они скрылись, — я не знаю, да особенно и не старалась узнать. Я догадывалась, что столь обширное строение, по которому я пропутешествовала таким неожиданным образом, заключало в себе не одно подполье, способное вместить целые сотни семейств этих крошечных творений близкой нам породы.
Разобравшись в своем новом жилище, я принялась устраиваться в нем поудобнее. Я устроила себе уютный уголок для мечтаний и отдыха, сгрудила в кучу довольно значительные запасы провианта, натасканные прежними владельцами. Присмотрела я удобные места для подтачивания моих резцов, для чего наметила, между прочим, обломки кирпичей, причем с удовольствием отметила отсутствие даже признаков битого стекла. Наконец, я решила на случай подправить для свободного прохода ту дыру, которую прогрызли мыши и в которую я спаслась во время своего бегства. Этим проходом я решила пользоваться для своих прогулок для наблюдения за жизнью моих надпольных соседей, которых в то время я еще считала своими врагами.
Не могу передать здесь того чувства полного удовлетворения, которое понемногу закралось в мою крысиную душу, когда я окончательно убедилась через несколько дней, что новое жилище мое было гораздо милее и уютнее прежнего, где я вела так сказать общественный образ жизни. Хотя запас пищи для продолжительного обитания и не мог назваться обильным, но все же он был и не мал, а излишек на случай я рассчитывала добыть себе впоследствии, когда, пуская в ход свою сообразительность, достаточно изучу окрестности, полагая, что и они не лишены чего-либо вроде нашей огромной кладовой. Ниже будет видно, что хоть все совершилось и не так, как я думала, но все же я не ошиблась в предположении не терпеть недостатка.
III
Мои новые соседи. — Мыльные пузыри. — Отравленный кусок. — Смерть врагу. — Разочарование. — Приятные дары. — Злодейский умысел. — В плену.
В следующую же ночь я сделала первую попытку пробраться наверх и понаблюдать за двуногими обитателями, но произвела пока только очень беглый осмотр. Ближе познакомилась я со всеми окрестностями только по прошествии нескольких дней.
Угол за печкой оказался принадлежавшим большой и светлой комнате с новой диковинной для меня обстановкой. Описывая теперь, я могу все называть настоящими названиями. Это было просторное помещение, в котором жили дети хозяина всего того здания, по которому я так неожиданно пропутешествовала. Моими сожительницами были две девочки. Эти девочки мне почему-то с самого начала не казались страшными, и я более боялась жившей вместе с ними взрослой женщины, обращавшейся с девочками так, как будто она была им мать. Только это была не мать, как я убедилась позже. Такую женщину люди зовут няней.
Мое впечатление о характере этого существа было неблагоприятное. Я считала ее за сердитое создание, по крайней мере, по отношению ко мне. Насколько мило относились к моему присутствию впоследствии сами девочки, настолько недружелюбно встречала, завидев меня, их няня, которая, к моему удивлению, в то же время, видимо, даже боялась меня. Признаться, мне последнее было уже совсем непонятно. Подумайте сами: мог ли быть смысл в том, что люди, истребители крыс, одновременно преследовали бы нас и боялись нашего преследования?
Я и теперь остаюсь при этом мнении и нахожу в человеке боязнь крыс чувством, неприличествующим человеческому достоинству. В своей жизни я с удовольствием отмечаю полную безбоязненность мою по отношению к существам менее сильным, чем крыса. Впрочем, под силой я подразумеваю такое свойство, которое дает животному какое-либо преимущество перед другим. Мал зверек ласка, похожий на хорька, только величиной всего в две-три мышки, поставленные одна за другой, а я его считаю посильнее себя и опасным врагом. Когда откуда-то забрался в здешние края этот кровожадный зверек и на моих глазах успешно охотился по окрестностям за мышами, я хорошо изучила его манеру нападать и навсегда отказалась от единоборства с ним. Я старательно избегала его и была несказанно рада, когда ласка, наконец, исчезла из моих владений так же внезапно, как и появилась.
Перейду, однако, в своих воспоминаниях к тем обстоятельствам, которые привели меня к знакомству не только с обитателями верха моего подполья — девочками и их няней, но и с другими обитателями дома (так звали, как я узнала потом, все помещение, где были все наши подполья).
Знакомство с двумя девочками — я вполне справедливо могу назвать их этим именем за те дружелюбные отношения, которые вскоре установились у нас, столь разнородных существ, — произошло вот как.
Как-то раз мне, от нечего делать, захотелось совершить небольшую прогулку наверх днем. Это было, конечно, безрассудством, но я очень полагалась на свое уменье изворачиваться в трудных случаях.