Хруп. Воспоминания крысы-натуралиста
Шрифт:
Наш караван шел рядом, так как Николай Сергеевич о чем-то расспрашивал одного из туземцев и ехал бок о бок с его лошадью. Я мельком видела, сидя на краю своей корзины, как лошадь моего хозяина кивала соседке, иногда стараясь щипнуть ее за морду.
— Ну что, приятель, как дела?
— Да как всегда! — кратко отвечала соседка.
Шедшая сзади вьючная лошадь, старательно вышагивая со своей ношей громадного пука юрунжи, думала про себя, наверное, такие речи:
— Ну что ж! Скоро и дом… там поем. А теперь нужно идти, идти, идти. Мне бы только поесть да попить… а теперь идти, идти, идти.
И она покорно шла, полная одной мыслью о необходимости вечного труда
Только раз мы встретили целую группу верховых туземцев, сидевших на веселых красивых лошадях. Впереди на каком-то зеленом седле ехал молодой туземец на статном коне.
Высоко держа свою голову, его конь окинул взором наш караван и заржал:
— Здравствуйте, друзья!
Одна из вьючных лошадей тотчас же откликнулась: «Здравствуй и ты!»
На морде выхоленного коня я ясно читала спокойные мысли:
— Жизнь хороша, особенно после стойла. Какая прелесть — идти или скакать по этим чудным местам! Все хорошо. Я не прочь носить на себе даже моего господина. Одно только неприятно, это — удила. Их я-таки недолюбливаю.
И он грыз свои удила.
Даже и у него, этого жизнерадостного коня, нашлась неприятность, омрачавшая прелесть жизни! Я невольно подумала о своей неволе, хотя и не тягостной, но все же… неволе.
Но никто не был так покорен своей судьбе, как верблюды! Эти животные меня положительно удивляли. В одну из наших остановок мы остановились в самом селении туземцев. Наш караван расположился возле площади, на которой помещался базар. В день нашего приезда сюда начали съезжаться и сходиться целые толпы туземцев. Ишаков, лошадей и верблюдов проходило мимо очень много. Верблюды шли своей мерной походкой вперевалку, изредка покрикивая:
— А вот и я!
В ноздрях у них были проткнуты кольца, на которых были привязаны повода. Вот передний из каравана подошел к базару. Туземец слегка дернул за повод и крикнул, приказывая лечь. Верблюд закричал резким криком, но вполне благодушно:
— Изволь, лягу! — и опустился на колена.
В другом месте я рассмотрела обратное. Оседланного верблюда хотели навьючить. Туземец приказал ему лечь, и верблюд лег, прокричав свое:
— Изволь, лягу!
Ему навьючили большую поклажу, он только покрикивал, посматривал назад:
— Клади, клади, только не перекладывай. Сколько могу, свезу, а больше… и не проси.
Действительно, когда ноша была очень тяжела, верблюд отказывался встать и мычал:
— Да, ведь, не могу же я! Все равно дорогой свалюсь! Уж лучше теперь снимайте.
И, несмотря на удары, упорно не вставал.
Удивительные создания! Вся просьба к человеку только о том, чтобы не вьючил через силу, в остальном — полная покорность! А ведь какое огромное животное!
Впрочем, узнав поближе всех домашних животных, я теперь, право, не знаю, кому отдать первенство в безропотной покорности человеку: верблюду или лошади?
Итак, мы ехали караваном вдоль Аму-Дарьи, и, несмотря на новизну мест, я скучала. Судьба, наконец, сжалилась надо мной и дала работу уму.
Давно уже, сидя высоко на седле, я замечала на дороге каких-то огромных жуков, хлопотливо бегавших зачем-то по дороге: некоторые жужжа прилетали со стороны и, сев, тотчас же принимались сновать туда и сюда.
Именно от скуки я обратила, наконец, свое внимание на этих животных. Летевшие мимо птицы, несмотря на то, что среди них были красивые, ничем не заинтересовали моего внимания, а вот эти малые творения заставили-таки задуматься: что это приводит их в такое хлопотливое настроение? Но с лошади это было трудно расследовать, и я стала дожидаться случая. Он не заставил
К удивлению своему, я увидела, что жуки быстро разбирали эту кучку, наделывая из нее при помощи своих лапок шарики величиной с небольшую картофелину. Сделав шарики, жуки поспешно укатывали их прочь, становясь головой вниз и катя шары взад задними ногами. Если бы у этих созданий был язык, они, наверное, говорили бы в это время: «Скорей, скорей, скорей». Положительно они спешили.
Навоз быстро разбирался, и я была настолько терпелива, что досмотрела, как трудолюбивые животные подчистили все. Прилетевшие поздно жуки напрасно бегали кругом, собирая остатки: из них не выходило шарика величиной даже с простой орех. Моя цепочка мешала мне следовать за насекомыми и мое любопытство было только раздражено: куда это катились эти удивительные навозные шары?
Но судьба была мне благоприятна, и я узнала секрет этих удивительных хлопотунов очень скоро, не сходя с места. Оказалось, что около всех кучек навоза шла одна и та же работа: жуки точно нанялись очищать дороги. От одной из отдаленных кучек по направлению ко мне катился один из таких шаров. С той стороны его толкал жук, а от меня казалось, что шар катился сам. По дороге встретилась какая-то ямина, и шар вместе с его владельцем скатились вниз. Вот была забота! Бока ямы оказались крутыми, и жуку приходилось, почти выкатив шар, несколько раз лететь кувырком обратно вниз. Наконец, он все-таки выбрался, но явилась новая беда: другой жук начал отнимать от него шар. Без особенной драки оба жука все же соперничали и старались, взявшись поудобнее, откатить шар друг от друга. Отбившись от одного, жук натыкался на другого. Потешнее было то, что один такой приставала вцепился в шар всеми лапками, и хозяин, не обращая на него никакого внимания, покатил шар дальше вместе с непрошенным гостем. Так он докатил шар до кустика, у самой моей корзины.
Тут он остановился и, оставив шар, побегал немного вокруг, ощупывая землю усиками. В одном месте он вдруг начал рыть яму, и очень усердно заработал своими лапками. Время от времени он оборачивался и смотрел на шар. Притаившийся было воришка пытался раза два откатить шар от куста, но хозяин нагонял его и прикатывал шар обратно, причем не делал воришке ничего дурного.
Яма понемногу превратилась в норку, в которую жук и свалил свой шар и спрятался сам. Я очень огорчилась такому концу, так как загадка оставалась загадкой, как вдруг услышала голос Константина Егоровича:
— Так-с! Теперь посмотрим, что вы делаете в вашей норе? — и он, подойдя, начал тихонько разрывать место, куда исчезли жуки и шар.
Оказывается, мой хозяин одновременно со мной следил за этими жуками, и я не заметила этого потому только, что сама была поглощена наблюдением.
— Эге, приятели, да вы просто едой занимаетесь, — сказал он, расширив отверстие норы.
Жуки действительно уплетали шар, расположившись дружелюбно рядышком.
— А ты что, Хруп? — обратился хозяин ко мне. — Интересуешься, Узбоич? Это, братец, жуки копры, удивительный, доложу, народец. Вот они сейчас закусывают, а когда прийдет пора, то жучиха скатает шарик поменьше, да и запрячет его в норку, а там в него яичко положит. И выйдет из этого яичка крошка-личинка. Поест она навозу и вырастет, меняя кожу, в большую личинку, а там и в жука превратится. Превратится и выползет наружу. Понял? — и Константин Егорович щелкнул меня в нос.