Хрустальное яблоко
Шрифт:
…и вдруг все кончилось. Шест остался в руках удивленного Игоря, а вот мьюри, обежав вокруг мальчишки полукруг, вдруг покатился по земле, увлеченный мощью собственного размаха. Бойцом он оказался неплохим – тут же опомнился и начал подниматься, только вот сделать это Игорь ему уже не дал: перехватил шест поудобнее и от всей души врезал мьюри по загривку, буквально вбив его в бетон.
Бросив шест, мальчишка утер пот, чувствуя, как дрожат ноги. Сил ему все же хватило, но едва-едва.
До него начало наконец доходить, как он влип – правила Ярмарки запрещали выпускать противников с одним и тем же оружием, но сколько его видов найдется у хозяев? А отступать… нет, можно, конечно, просто уйти, и никто ему слова не скажет, даже Макаров – после такого-то…
Предчувствия Игоря не обманули – как не обманывали почти никогда. Следующий противник появился почти сразу – и он выбрал проволочный хлыст, чудовищное по своей подлости оружие, невероятно упругую плетеную косу, плавно сбегающую к концу уже в невидимое острие. Даже в неумелой руке удар ею срывал мясо с костей. Что-то отдаленно похожее на казачью нагайку – а она бывает страшнее и копья, и кинжала, и даже меча; в Первую Галактическую кое-кто из казаков гордился убитыми в рукопашной скиуттами – двумя, пятью, десятком! – в те времена, когда другие земляне сами же считали их непобедимыми в поединках…
Владелец плети с нею явно обращаться умел и был невероятно гибок и проворен. Он словно танцевал вокруг своего безоружного противника, высматривая слабости, выгадывая подходящий момент. Вот! И хлыст взлетел снизу вверх. Удар этим оружием непредсказуем и невероятно быстр, уклониться от него невозможно.
…Вот только Игорь и не пытался уклониться. Он спокойно подставил руку – и хлыст с жутким мокрым звуком обвился вокруг нее. Боль белой вспышкой разорвалась в голове, но на лице мальчишки не дрогнул ни один мускул. В Лицее учат отключать боль. Как – лучше и не спрашивать…
…На этом бой и кончился. Игорь сжал кулак, резко рванул, и мьюри тупо уставился на свою вдруг опустевшую руку. Ничего больше сделать он не успел – Игорь ударил одновременно в пах, под ребра, в горло – насмерть, выбравший подлое оружие не может рассчитывать на пощаду. Противник отлетел, словно кукла, и упал – тупо, деревянно. И лишь потом с руки мальчишки медленно, словно издохшая змея, сполз хлыст, открывая сразу же оплывающую кровью, страшную ярко-алую спираль…
На сей раз замешательство дорогих хозяев длилось довольно-таки долго. Игорь терпеливо ждал, чувствуя, как вместе с кровью его покидают силы. Он уже чувствовал, что остался только один поединок – поединок, который решит все…
В сторону Лины мальчишка не глядел. Но чувствовал ее взгляд – по-прежнему спокойный и уверенный.
Он не слишком удивился, когда против него вышла лично госпожа инструктор. Это не нарушало правил Ярмарки, но нарушало традиции, и скиутт-распорядитель посмотрел на женщину неодобрительно. Игорь усмехнулся – даже если он не уйдет отсюда на своих ногах, уважение к дорогим хозяевам кое у кого упадет очень резко – а уж если уйдет…
Если уйдет. Госпожа инструктор – это не полуголый кадет: подбитые металлом берцы, черные шаровары, жирно блестящие металлокерамикой сегменты брони защищают тело от горла до верха бедер, на них падает глухо лязгающая при каждом шаге юбка из переплетенных цепных петель. На голове – шлем, похожий на круглую плоскую шапку с большим козырьком. В руках – шест, но если шесты кадетов, пусть и с натяжкой, можно назвать учебными, то это – однозначно боевое оружие. Он короче, но на одном его конце лезвие, на другом – твердое трехгранное острие, рассчитанное пробивать броню, под ним – острые ребра шестопера. Это оружие не крутилось, не мерцало, с гулом рассекая воздух, чтобы напугать противника. Оно спокойно и твердо лежало в руке для одного-единственного, решающего удара.
Игорь стоял совершенно неподвижно, не пытаясь поддержать залитую кровью руку. Уже пятый поединок – и седьмой противник. Он смертельно устал, и она
…Сейчас главное – сохранять спокойствие, абсолютное. Это действует на противника гораздо сильнее, чем самое дикое беснование и угрозы. И госпожа инструктор не выдержала.
– Откажись от боя, – почти не разжимая губ, сказала она. – Иначе я тебя убью. У тебя нет никаких шансов.
Игорь не шевельнулся, даже не моргнул. Да, она дрогнула – пусть и не осознав этого, но ей – страшно. Нет, этот страх не поколебал ее решимость. Все мыслимые преимущества на ее стороне, и она вполне владеет собой, но ей все равно страшно. И тем опаснее будет ее нападение, когда…
…Она почти застала его врасплох. Только что неподвижная фигура – девяносто килограммов брони и мускулов – внезапно взорвалась в стремительной атаке. Удар лезвием снизу, в горло – почти смертельный, чтобы заставить противника поверить… и, просто продолжая движение – шестопером в колено, сбоку. Такой прием неотразим, и Игорь ничего не смог бы сделать, если бы…
Если бы он стоял на месте. В бою не всегда получается угадать движение противника еще «до», но если уж ты смог, то… то все. Мгновением раньше – со стороны казалось, что все происходит одновременно – Игорь начал уходить вбок. Госпожа инструктор попыталась изменить направление удара, и будь у нее обычный боевой шест, она бы смогла, но сейчас слишком тяжелое оружие не подчинилось ей вовремя. Все остальное уже просто отработанные до автоматизма рефлексы. Перехватить оружие противника… заставить его продолжать удар… лезвие скрежещет по броне – если бы не высокий воротник панциря, развалил бы госпоже инструктору горло, но броня ей уже не поможет. Руки мальчишки выходят на захват, короткий хруст сломанного запястья – и госпожа инструктор тяжело падает наземь, а ее оружие остается в руках Игоря. Он размахивается и бьет изо всей силы сверху вниз твердым трехгранным острием – такой удар пробьет и шлем, и череп, и мозги…
Но слово «честь» – не пустой звук. А убивать таких вот, неумелых, но наглых – слишком много чести. И острие врезается в бетон прямо перед носом госпожи инструктора. По ее лицу бьют острые осколки – и над плацем взлетает высокий пронзительный визг.
Игорь смотрел на поверженную противницу без ненависти, с легким презрением – просто дура, взявшаяся не за свое дело, потом перевел взгляд на шест. Бетон треснул, острие ушло в него на два дюйма, а над плацем еще гуляет постыдное эхо. Такую победу невозможно оспорить – и на фоне гробового молчания хозяев поднимается сначала негромкий, но нарастающий до мощи штормового моря ликующий рев. Кричат все – и друзья Земли, и даже враги. И лишь в уже затихающих отзвуках эха Игорю мерещился предсмертный стон войны – войны, которая не началась и уже никогда не начнется…
Он понял это отчетливо. Ясно. Как взрослый солдат, выигравший самый важный бой.
За поединком следило невероятное множество глаз – еще с самого начала следило, а уж когда Игорь остался один, их стали уже миллиарды – освещавшие Ярмарку телекомпании сориентировались мгновенно и пустили невероятное зрелище в прямой эфир. Едва ли не половина населения планеты увидела все эти поединки, один за другим – кто на маленьких экранчиках комм-браслетов, кто – на километровых экранах голографических проекторов, сияющих над крышами городских мегабашен. Но самые, пожалуй, внимательные зрители находились совсем близко – невидимые в тени окна второго этажа одного из окаймлявших плац зданий. Их было двое – и, в отличие от многих и многих других, они понимали, что видят.