Хрустальные сны

Рогов Константин

– Александр Сергеевич, - прервал я его.
– Мне кажется, у нас возникла проблема.
– Он замолчал, выжидательно глядя на меня.
– Назовите мне хоть одну причину, по которой я не должен поднять на уши весь наш отдел, не должен натравить на вас целую ораву юристов, дипзайнеров и программистов, которые, если понадобится, разберут все ваше великолепие по байтам.

– Дмитрий, а вы назовите мне причину по которой вы должны это сделать, - он плотоядно улыбнулся, вольготно откинувшись на спинку стула.
– Ваши эксперты не найдут совершенно

ничего.

Он выше классом, настоящий тяжеловес, гигант, чертов динозавр, хищник из числа тех, кто сожрет тебя, Лир, в один миг и косточек не оставит.

Прав, конечно, зацепиться-то здесь не за что. Вернее, есть за что, иначе не суетился бы Котенков, пытаясь отправить нас с Соломой в оплаченный отпуск; не трясся бы от страха Головнин, которому явно известно куда больше чем мне, да и мой друг, я уверен, не лежал бы сейчас пластом на кровати.

А может и правда, плюнуть на все и махнуть на Гавайи? Или на Карибы? Поторговаться сейчас, прогнуться, встать в позу, терпеливо подождать пока тебя поимеют, а потом приложить к зудящей заднице влажную салфетку и отправиться в кокосово-банановый рай с толстой пачкой банкнот в кармане?

– Вы не правы, Александр Сергеевич, - сказал я.
– Потому что и вы, и я знаем что наши эксперты найдут и чем это для вас обернется.

– Да хера лысого ты знаешь!
– встрял Валерка.
– Дерьмо собачье, сучонок, а как передо мной лебезил забыл уже? Как готов был мне задницу лизать из-за двух тысчонок паршивых, а?

– Лизать тебе задницу из-за пары штук?
– переспросил я.
– Да ты видно, совсем спятил, Котенков. Все по себе людей меряешь.

– Тише, мальчики, тише, - Пушко отстранено улыбаясь крутил свой перстень, глядя куда-то в зал поверх моей головы.
– Давайте не будем обострять отношения. Дмитрий, я так понимаю, что полученная сумма вас уже не устраивает?

– Две тысячи и гипотетически оплаченный отпуск? Вы уж совсем за дешевку меня держите. Во-первых, сумма просто смехотворна, а во-вторых, про отпуск только разговоры и слышу. Пообещали, барин, шапку, так дарите, чего волыну тянуть?

Я не сразу сообразил, что Котенков заскрипел зубами.

– И ты, ублюдок, еще торгуешься? Да кем ты себя возомнил?! Ты же мелочь, клерк, серость! Отпуск ему подавай! Двух штук, что получил, тебе за глаза хватит, забирай и закрой хавальник!

– А я-то?
– Бледный Олежка Головнин, до этого потерянно тянувший из бокала халявное спиртное, оживился.
– А я когда свое получу?!

Я, наконец, сообразил, в чем дело. Трясся наш Головнин не столько от страха, сколько от злости. Наобещал ему Котенков в три короба, а потом "кинул", да еще и пригрозил чем-то, грешки-то за Олежкой наверняка водились. Вот Головнин и вертелся, места себе не находил - тут у него под носом дела какие-то крупные проворачивают, а он только и может, что ходить вокруг да облизываться.

– И ты свое получишь!
– прищурившись пообещал Котенков. Кажется, он едва сдерживался. Затевать драку ему не хотелось, он ведь не дурак, знает, что даже трус Головнин когда-нибудь свой страх пересилит. Ладно если здесь по мордасам настучит, а если в реале отделает? Пластическая хирургия все также дорога, как и прежде.
– Ты у меня все получишь, сучонок!

– Что же это ты, Валера?
– укоризненно покачал головой Пушко.
– Подводишь меня, перед хорошими людьми нашу компанию позоришь, словно мы уж совсем культурно дела свои вести не умеем. Договариваться надо, Валера, милый ты мой, договариваться, а ты денег для ребят пожалел, да? Ты посмотри - они же сослуживцы твои, как же не стыдно тебе?

Котенков принялся отпираться. Не знаю, сколько уж там выделил ему Пушко на наше молчание, но куда побольше пары тысяч, вот Валерка и вертелся, оправдываясь. Падок на деньги оказался, а кто же не падок? Но оправдываться и лгать - последнее дело, а лгать, оправдываясь... Даже Головнин скривился от омерзения. У меня было такое чувство, что Котенков и Пушко разыгрывают перед нами спектакль про доброго царя-батюшку, нерадивого министра его и обманутый народ.

– Знаете, Александр Сергеевич, мне это уже совсем не нравиться, - сказал я, пытаясь скопировать интонации Пушко.
– Совсем. Обещаете, обещаете, а денег-то все не видать. Обижен я на вас. Сильно обижен.

– И сколько ж я тебе дать должен, чтобы обиду загладить?
– Пушко смотрел на меня с неприкрытой усмешкой.

– Две тысячи - маловато будет. Двадцать еще туда-сюда.
– Я сделал паузу и добавил: - И моему другу тоже.

– Этому другу?
– Пушко перевел взгляд на Головнина.

– Нет, этот пусть сам договаривается, - я махнул на Олежку рукой. Он одарил меня злобным взглядом. Пусть, ему полезно.
– Соседу моему, а то заболел он. Говорят, что в глубине инфекция какая-то шастает. Заразная, страсть - аж в реале людей с ног валит. Вы о таком не слыхали, нет?

Он проигнорировал вопрос, будто и не слышал.

– Двадцать на двоих получите. Что, не согласен? А ты не торопись, Дима, ты подумай, а то как бы тебе тоже деньжата на лечение не потребовались. Медицина у нас в России нынче платная и ох, какая дорогая, просто страшно иногда становится, какая дорогая!

Стало быть, слышал-таки... Мне бы пару минут, чтобы оценить, раскрутить разговор в нужном направлении, но тут вспыхнул яркий свет и я на несколько секунд ослеп, а прозрев, увидел, что Пушков поднимается на сцену под шквал аплодисментов.

Конферансье надрывался, крича что-то в микрофон, смахивающий на уродливый фаллоимитатор. В какой-то момент мне показалось, что сейчас он засунет его себе в рот и представление перейдет на другой, гораздо более непристойный уровень, но свет в зале снова погас.

Пушков стоял в круге света посреди сцены, бережно баюкая в руках гитару.

Вот же черт!

Требовательно запищал пейджер. "Уходи".

Не знаю, как Солома нашел в себе силы добраться до компьютера, но он едва не опоздал. Конечно, теперь я и сам мог бы сообразить кто такой Бард. Котенков вполголоса переругивался с осмелевшим Головниным. Оба не обращали внимания ни на меня, ни на происходившее на сцене.