Хрустальный лабиринт

Алферова Марианна Владимировна

– Слушай, засунь куда-нибудь подальше свою иронию…

– А кто знает, может, Корман проглотил личинку червя, червь вырос, выжрал внутренности Фреда, рассек клювом грудную клетку и вылез наружу. По-моему, в этой гипотезе что-то есть… – Профессор глянул сержанту в глаза. Почему-то надеялся, что тот смутится. – Не хочешь проверить мою догадку?

– Хочу, чтобы ты отвалил на остров Дальний. – И чем скорей, тем лучше.

Философ Стато прав. Жизнь похожа на хрустальный лабиринт. Видишь все галереи насквозь, но никак не можешь отыскать выход.

Ладно, философ, не философствуй пока, а постарайся выжить.

Профессор Рассольников и сержант подробно разработали план путешествия на остров Дальний. Вокруг Северного архипелага и мимо острова Волка проходило кольцо непрерывного пути подводного поезда,

что день за днем, из года в год мчался по кругу, используя неизменность Большого Океанского течения, его неослабевающую энергию. Кольцо замыкалось вокруг Столичного архипелага, спускалось вниз, ослабевая, пересекало экватор, и, охватив массив Южных архипелагов, возвращалось к исходной точке своего зарождения, одаривая северные острова теплыми южными водами.

Поезду было лет триста. Многие его конструкции износились, их заменяли время от времени после очередной катастрофы. В радиальных ветках, по которым только и можно было покидать поезд или проникнуть в него, постоянно случались заторы или разрывы пузырьковых капсул. И все же поездом пользовались. Но чаще пассажирских по кольцу гнали грузовые ожерелья – плоды безустальной деятельности филиала всемогущего «Гибрида».

Билетов не требовалось – проезд был бесплатным. Как рыба в Океане. За нее тоже никто не требовал денег. Что поймал – все твое. Съел и радуйся, что не отравился.

Платон по радиану добрался до посадочной точки. Притопленный буй нагловато-оранжевого цвета плавал в мутноватой воде. Другие буйки – бледно-голубые и светящиеся, скованные друг с другом цепями неподвижности Морта-Ларсена, отмечали путь подводного экспресса. Платон, разумеется, не собирался на Южный архипелаг – поезд он покинет ровно через десять часов езды, миновав Дальний, и вернется к острову по безопасной траектории с севера, откуда никто не ждет появления дерзкого разведчика.

План был неплох, путешествие в подводной пузырьковой капсуле – почти комфортно, течение несло поезд незаметно; вот только Платон ошибся с выбором нужного радиана в момент выхода и угодил вовсе не к острову Дальнему, а к Двум Клыкам. Два Клыка – это два островка и отмель, где нынче Бреген особенно яростно вгрызался в остатки старого шельфа. Едва выйдя из радиана, профессор Рассольников повстречался с десятком эгейцев. Они только что закончили работу на шельфе и теперь преследовали косяк рыбы, выбирая для себя экземпляры пожирнее. Лентяи постреливали из маломощных гарпунчиков. А молодняк, из тех, кому удалось сохранить силы после рабочего дня, гнались за рыбой и захлестывали добычу, как лассо, своими щупальцами. Увидев Платона, эгейцы окружили археолога плотным кольцом и, отчаянно жестикулируя щупальцами, увлекли его за собой. Атлантида решил шахтерам не перечить. Вскоре он увидел в плотной синей воде грозди светящих воздушных капсул. Перед ним был подводный городок шахтеров. Эгейцы затащили гостя в одну из капсул и принялись устраивать его в гамаке из водорослей, угощать пивом и пихать в рот чуть ли не насильно таблетки само-само. Платон скинул подводный костюм. Воздух в капсуле был влажный и спертый, но все же пригодный для дыхания. Час поздний по здешним подводным понятиям. Время отдыха и время ужина, приготовление которого занимало всего несколько минут: рыбину, нечищеную и непотрошеную, кидали в черный закопченный чемоданчик, закрывали крышку, тыкали в красную кнопку и ап… сквозь щели старинной «жаровни» валил густой пар. Крышку откидывали, и на плоскую раковину падала жареная рыба. Платон съел кусок, отказавшись от своей доли кожи и чешуи. Рыба горчила, но совсем чуть-чуть: косяк пришел издалека, и рыбины не успели наглотаться «кротовой» черной отравы. А эгейцы лопали рыбин целиком, запивая дешевым пивом, от которого куда сильнее несло водорослями, чем от подобного напитка в таверне стражей.

Таким был ужин и вчера, и позавчера, и десять дней назад, и двадцать дней назад. Весь год, с того дня, как стадо вернулось после краткого перерыва обратно на шельф. Как и дни, были похожи своим распорядком: работа, поиск рыбы, еда и смерть… пардон, сон… вызванный после тяжкой работой спасительными и губительными таблетками само-само.

Почти никто из шахтеров не знал космолингва, но археолог включил транслейтор, и отрывки однообразного разговора, многие шуточки из которого оставались для человека непонятными, ретранслятор услужливо переводил с усердием машины. Никто из эгейцев не возмущался. Все воспринимали происходящее, как нечто само собой разумеющееся. О «кротовой» отраве не упоминали, хотя, пока плыли к подводному городку, вода сделалась серо-фиолетовой от мелкой взвеси. На всякий случай Платон принял сразу две экотаблетки. О Брегене почти не говорили. О добыче тоже. Каждый – все больше о себе и своих маленьких проблемах. А что Бреген? Бреген – он сильный. И работу дает. И таблетки само-само…

– Глубоко здесь, я все время кашляю. Ждать надо, пока на мелководье перейдем…

– Поймал зайца?

– Нет. Зайцев на такой глубине нет. Или не знаешь?

– Надо попросить сотника, чтоб отправил кого-нибудь на старый шельф за зайцами…

– Римо умер…

– У тебя сколько таблеток?

– Сорок. В долг не даю. Только за золото.

– Кальмар семирукий…

– Восемь ног у кальмара…

– А я говорю – семирукий…

В ответ рвотные позывы – то есть смех. Никак не привыкнуть к этим звукам. Всякий раз приходится напомнить себе, что это смех. Только смех…

– А здесь на старом шельфе есть какие-нибудь находки? – спросил Платон на космолингве, и транслейтор перевел. Эгейцы не поняли. – Ну, к примеру, корабли… старые корабли на дне.

– Есть один… давно затонул, – сообщил эгеец. – Очень давно. Еще во времена Восьми Материков.

– Проводите туда?

– Сейчас? Нет, сейчас мы отдыхаем. После работы никуда из капсулы. Наплавались.

– Ну а завтра?

– Завтра у нас чистка. Завтра сотник на поверхность отпускает – от паразитов чиститься. К рассвету зазывалы всплывут чавиков кликать, а потом уж и мы. А то на глубине все паразитами обзавелись, житья от них нет. Такой день никто не пропустит: а то жди потом два месяца, да сам жироедов ножом по вечерам выковыривай.

– Я покажу. Сейчас… – предложил молодой эгеец с какими-то странными зеленоватыми, будто подернутыми бельмами глазами.

– Эй, куда ты, Тмим! – закричали все хором.

– Будешь так усердствовать, до нового гона не доживешь, – предрек эгеец, толстый даже по меркам Эгеиды.

– А чем заплатишь? – спросил доброволец, глядя в упор на археолога белесыми неживыми глазами.

Они и в самом деле были неживыми – уже потом профессор Рассольников узнал, что глаза у эгейцев подергиваются белой пленкой за несколько дней до смерти – если смерть, конечно, наступает от болезни.

Платон протянул Тмиму пластиковую карточку.

– Кредиты?

Белоглазый заколебался. Но Платон уже вновь облачился в подводный костюм и подтолкнул добровольца к выходу. Лучи мощного фонаря прорезали мутную воду. Эгеец знаком указал, куда плыть. Археолог дышал с трудом: в воде было слишком много примесей, преобразователи даже в режиме турбо не успевали готовить дыхательную смесь.

К счастью, плыть было недалеко – между двух рифов обозначился едва заметный выступ – бок затонувшего много сотен лет назад корабля. Весь покрытый толстым слоем отложений корабль этот еще во времена Восьми Материков напоролся на риф и пошел на дно. Долгие годы он покоился здесь, пока на него случайно не натолкнулись шахтеры-эгейцы. Первым делом они обыскали скалы вокруг в поисках золота, но обнаружили лишь бронзовые слитки и бронзовые монеты – добычу не слишком великую. Корабль был очень древний и намертво врос в подводные скалы. Раскапывать здесь – если всерьез – надо не день и не два. Месяцы и месяцы нужны, и не одному археологу, а целой команде. А у Платона времени было – чуть, да и то незаконное. Желание преуспеть и сознание, что сделать что-то серьезное невозможно вызывало суетливую лихорадку и – как ни странно – чем-то походило на эйфорию. Или это чип, регулирующий состав газовой смеси, барахлил?

Профессор наудачу вырезал из отложений несколько блоков, в которые намертво были вмурованы какие-то останки древнего мира Эгеиды.

С разрозненной и жалкой добычей он вернулся в шахтерский поселок, всплыл под купол воздушной капсулы и из мира безмолвия, где шелестели лишь пузырьки воздуха, вдруг окунулся в мир пронзительных звуков. Шахтеры пели. Хором. Бессмысленно вылупив глаза и разевая рты – все разом. Атлантида чуть не соскользнул назад в Океан – звук резал барабанные перепонки. Так острие лезвия скребет по стеклу.