Художественная интеллигенция
Шрифт:
Внушаемый пятый алогизм заключался в утопической идее, что "при социализме все будут управлять по очереди и быстро привыкнут к тому, чтобы никто не управлял".
Однако так можно и не остановиться… В таких условиях "пролетарское" государство никогда не было заинтересовано в развитии, поощрении и воспитании свободных, вольных художников, так как огромное большинство из них пело, творило внеклассово, проповедуя общечеловеческие ценности, или выставляло никому не нужное свое "я". "Пролетарское" государство, говоря словами его вождя, боролось "против религиозного опиума, оглупляющего народ", заменив один вид дурмана на другой, в распространении и насильственном насаждении которого заметное, если не решающее место отводилось труду "новой" художественной
Было создано мифическое общество без антагонистических противоречий, общество на одно лицо, одномерное, наивно прекраснодушное по отношению к насильственному всеобщему благу, уничтожавшему все нестандартное. "Масса", в силу своей отсталости, причем удерживаемая в этой отсталости догмами псевдоучения, не ведала и не гадала, что "любая вещь имеет два лица… и лица эти отнюдь не схожи одно с другим. Снаружи как будто смерть, а загляни внутрь – увидишь жизнь, и наоборот, под жизнью скрывается смерть, под красотой – безобразие, под изобилием – жалкая бедность, под позором – слава, под ученостью – невежество, под мощью – убожество, под благородством – низость, под веселостью – печаль, под преуспеянием – неудачи, под дружбой – вражда, под пользой – вред…"
Подобную диалектику жизни сознавали в древности. Например, даосизм утверждал, что в прекрасном есть безобразное, в добре – зло, в бытии – небытие, несчастье – дорога к счастью, счастье перерождается в несчастье, прямота трансформируется в хитрость … и никто не ведает границ этих превращений.
Извечное стремление людей к справедливым, братским отношениям между всеми живущими в очередной раз оказалось самым спекулятивным образом употреблено на благо хищного меньшинства и ему в угоду. Тотальное одиночество каждого замкнулось в поруганной, униженной, раздавленной, извращенной идее. Продолжительность и глубину последствий этой нравственно-морально-психологической трагедии не определит никто. Правда, после кровавой гражданской разрухи и голода В.И. Ленин изменил свои взгляды, мягко сетуя на недалекость тех, кто полагал, что "капитализм есть зло, социализм есть благо", но это было запоздалое признание в целях удержания власти во что бы то ни стало. Опасаться следует не частника, а голода, крайней нужды, обессиливания пролетариата, т.е. обессиливания прорвавшейся к власти группки, которая отдала пролетариату красивый лозунг "Диктатура пролетариата", оставив себе власть.
Констатация очевидного факта существования на развалинах Российской империи государственно-монополистического капитализма и синдикатно-конторского социализма, когда "сам вооруженный пролетариат был правительством", возвращает нас из дебрей игры новейшей диалектической фразеологии к классическому капитализму, об изъянах и пороках которого так много размышлял К. Маркс, дабы помочь человечеству наконец-то зажить справедливо и счастливо.
Ломка коренных экономических систем и структур, переход к "социалистическому" способу производства образовали новые законы развития духовного производства вообще и художественного в частности. Ученый мир, скованный идеологическими путами, пытался анализировать структурные аспекты "новой" художественной интеллигенции и даже раскрыть производительный характер науки и образования, насколько это было возможно в подконтрольной печати.
Одни исследователи относили вышеназванные виды человеческой деятельности к непроизводительным, другие настаивали на их производительном характере. Третьи пыталась найти компромиссное решение данной проблемы с помощью обоснования термина "опосредованно-производительный труд". Причем большинство (первая группа) повторяли слово в слово ошибку А. Смита, так называемое "второе толкование" производительного труда как труда овеществленного.
Приведем один из бесчисленных примеров. Наука не может быть "особым элементом" производительных сил, поскольку наука – явление духовное, а производительные силы – материальное.
Отметая
Подобных псевдонаучных высказываний было более чем достаточно, они тешили жрецов новейшей идеологии и лишний раз убеждали в необходимости индифферентно относиться к науке как к явлению духовному, т.е. вторичному. Однако в последнее время превалируют иные точки зрения. О науке как о производительной силе общества говорят ученые и политические деятели.
Не требует особого доказательства, в свете трактовки К. Марксом понятия непроизводительного труда, тот очевидный факт, что производительная сила общества не может основываться на непроизводительном труде. Монополизация в науке привела к ее стагнации. Здесь наблюдается полная параллель с художественной деятельностью, которая была заключена в прокрустово ложе единственно верного художественного метода.
"По утилитарному счету, – пишет Ж. И. Алферов, – два коллектива, занимающиеся одной проблемой, но идущие разными путями, обходятся дороже, чем один. Но на деле наиболее дальновидные организаторы исследований всегда так и поступали. Монопольное положение каких-то одних научных коллективов оборачивалось для общества неизмеримо большими потерями".
Монополизм губителен и в хозяйственной деятельности, и в политике, и в экономике, и в администрировании, и в науке и т. д. Он нетерпим и чужероден во всех творческих областях человеческой деятельности, а так как творческое отношение к труду заложено в большинство людей изначально, тлетворные последствия монополизма любой непредвзятый наблюдатель заметит в нашей действительности на каждом шагу. Как известно, согласно одной из основных догм рабочий класс считался самой производительной силой. Не было ни одного класса, кроме крестьянства, ни социальной группы, которые бы могли сравняться с ведущим классом. Практически никто не замечал, что эта обязательная для всех слепо признаваемая большинством "истина" молчаливо подразумевала присутствие в обществе и других видов производительного труда, которые уступали гегемону в плане культивирования мифа о диктатуре пролетариата, но мало отличались от него по силе интенсифицирования эксплуатации и катастрофической степени обнищания. Их сближало присутствие рабочей аристократии и художественной элиты.
Вопрос о производительном и непроизводительном характере труда художественной интеллигенции – не голое теоретизирование. В конечном итоге решение проблемы преследует непосредственно практические задачи. С экономической точки зрения эффективность труда художественной интеллигенции оказывала все большее воздействие на рост производства и материального богатства. Игнорирование этого очевидного факта тормозило развитие философской, экономической и социологической наук в тех их областях, которые изучают экономическую платформу искусства.
Одним из видов труда является труд в сфере услуг, который также может быть производительным, что в свое время показал еще К. Маркс, называя заблуждением положение А. Смита о том, что производительный труд – это труд, производящий товары, а непроизводительный труд – это труд, производящий личные услуги.
С другой стороны, К. Маркс называл чепухой утверждение "будто всякий вид услуг что-нибудь да производит: проститутка производит сладострастие, убийца – убийство и т. д." Разъясняя свою позицию в связи с понятием "услуга", он говорил: "Это выражение означает вообще не что иное как ту особую потребительскую стоимость, которую доставляет этот труд, подобно всякому другому товару; но особая потребительская стоимость этого труда получила здесь специфическое название "услуги" потому, что труд оказывает услуги не в качестве вещи, а в качестве деятельности, – что, однако, нисколько не отличает его, скажем, с какой-нибудь машины, например, от часов".