Хулиган
Шрифт:
— Спасибо большое, Маргарита Ильинична, — сказал Алексей.
— Спасибо, — произнёс Никита.
— Проходите, не стесняйтесь, — произнесла Маргарита Ильинична.
— Что случилось с моими стариками: дедушкой и бабушкой? Где они? — с тревогой в сердце спросил Алексей.
Никита сидел за столом и беззаботно уплетал печенье, которым его угостили, и с нескрываемым интересом рассматривал картины на стенах. Ему было очень приятно сидеть в тепле и уюте. Ведь ему никогда не приходилось ранее бывать в таких уютных квартирах, и ощущать чье-то простое человеческое внимание, греющее его молодое сердце. В основном ему приходилось ночевать в подвалах, на чердаках высоко этажных домов, где было сыро и грязно, а зимой так холодно, что приходилось ночевать в подземных люках, там проходили тёплые трубы, через которые поступало отопление в город.
— Это очень печальная история, Алеша. Мне очень горько рассказывать тебе об этом, — произнесла старушка.
— Я выдержу, говорите, — твердо сказал Алексей, не отрывая взгляда с морщинистого лица старушки.
Женщина посмотрела в его красивые, зелённые глаза, и с болью в сердце сказала:
— Для тебя, это будет очень тяжело услышать.
Алексей молчал, глядя в лицо старушки, ожидая рассказ.
— Это произошло ровно год назад, в один из летних вечеров. Я уже несколько дней подряд чувствовала стойкий и необычный зловонный запах, который появился на общем коридоре. Я позвонила им в дверь, но никто мне не открыл. Почти неделю, я их не видела. Запах уже исчез. Я немного успокоилась. Но все же решила позвонить в милицию, нашему участковому Руслану Михееву. Он приехал на следующий день. Сказал, чтобы я не волновалась, что возможно они просто куда-нибудь, уехали, например, к внуку, на Север. Стало быть, к тебе. Но, я вспомнила, что дед же был страшно болен и не мог передвигаться без посторонней помощи. Я сказала ему об этом. Тогда он решил, взять ответственность на себя, дабы удостовериться, что всё в порядке, и взломать входную дверь. А из двери действительно шёл несколько дней тяжелый запах, правда, он потом начал исчезать. Войдя в квартиру, в коридоре мы никого не обнаружили. Я позвала свою подругу — твою бабушку, но никто не откликнулся. Мы зашли в единственную комнату и остолбенели… Перед нами открылось жуткое зрелище. На широкой кровати, где спали твои дедушка и бабушка, лежало, под одеялом, две высохшие, окоченевшие мумии. Это были они,… — старушка заплакала, и, достав небольшой платок, вытерла им слезы, затем успокоившись, продолжила. — Спереди вся кровать была увешена боевыми медалями и орденами. За кроватью, где располагался ковер, тоже виднелись боевые награды. В центре этой страшной экспозиции я увидела три ордена Суворова. Капитан сказал ещё тогда, что, по-видимому, старики добровольно перестали принимать пищу, что бы легче было умереть. Таково было их решение. Никаких записок или других знаков об их решении мы не обнаружили.
Глаза Алексея помутнели от влаги, собравшейся от тяжелых переживаний и воспоминаний, сквозь них он стал плохо видеть, губы сжались. Он сидел, не шелохнувшись, его взгляд был направлен в одну точку.
— Хочешь, я дам тебе успокоительные капли. Я часто их пью, когда вспоминаю об их смерти. У меня до сих пор мурашки по телу проходят, когда я вспоминаю об этой трагедии, — сказала печально старушка.
Алексей, молча, смотрел перед собой, его мысли были зажаты в тески внезапно нахлынувших тяжелых воспоминаний о своих стариках. Он не мог поверить, собственным ушам. Почему? Почему это происходит с ним? За что судьба так жестока с ним обошлась, неумолимо и безжалостно отвернувшись, придав забвению, сковав его сознание и волю к жизни. Сперва родители, теперь старики.
— Где они? — внезапно спросил Алексей, словно очнулся от долгого коматозного состояния.
— Я сейчас, — сказала Маргарита Ильинична, и засеменила к маленькому письменному столику. Вынув какой-то блокнот, она трепетно перелистала страницы и сказала:
— Вот, Алеша, нашла. Сектор 34 «В», ряд 17, место 56 и 57. Их похоронили по моей просьбе на таировском кладбище, неподалеку от места могилы твоих родителей, — сказала старушка и всплакнула, поднеся к глазам платочек.
— Оставайтесь у меня пока, куда вы на ночь пойдёте, переночуете, — доброжелательно сказала старушка. — Можете и пожить у меня, пока мои не приедут. Они всей семьёй уехали в Крым, на курорт. А мне одной, в трёх комнатной квартире, скучно. Оставайтесь…
7. Арийцы
Он шел по хорошо освещённому коридору. Его шаги были равномерными и чёткими. Отработанный строевой шаг, как секундная стрелка часов, отбивал счёт. Подойдя к двери, рядом с которой стоял молодой мужчина лет двадцати пяти, вытянувшийся по стойке смирно, он чопорно и пристально посмотрел в его синие глаза. Руки постового или охранника, были заставлены за спину, ноги расставлены на ширину плеч, подбородок был слегка приподнят к верху. На ногах блестели в свете лампы черные крепкие ботинки, на запястье виднелась татуировка в виде орла с распущенными крыльями, сидящего на фашистской свастике.
— Тебе пора немного подстричь волосы. Не следует быть неряхой, помни, к какой великой нации ты принадлежишь. Мы должны быть в форме всегда. Должны быть лучшими! Ты понял!
— Понял, — коротко ответил караульный, вытянувшись во весь свой рост.
Зайдя в спортивный зал, он увидел выстроенных в шеренгу семь человек. Одеты они были в черные кожаные куртки без воротников, на ногах у большинства виднелись джинсы, у многих головы аккуратно выбриты, на многих красовались татуировки с фашистской символикой, все стройные и крепкие. На стенах небольшого зала, висели флаги, фашистская свастика, портрет Адольфа Гитлера. Полная тишина в помещении, и лишь четкий, чеканно отработанный шаг, нарушал эту тишину. Подойдя к одному из парней, стоящих неподвижно в строю, он взглянул в его синие глаза. Напротив него стоял коротко постриженный белокурый, молодой парень лет двадцати двух.
— Мы должны быть лучше всех, господа! — слегка отряхнув с него пылинку, он продолжал, — сегодня наша нация станет еще сильнее и могущественней. Наши братья, с востока, не забывают нас. Они помнят, что здесь ещё есть верные нации люди, и они готовы помочь им, когда это потребуется. Сегодня к нам приезжает ваш новый учитель, великий мастер, владеющий искусством самурайского меча, истинный ариец и верный сын нации — Тахура Сан. Его чин, говорит, что к нам едет уважаемый и преданный нашему делу человек. Он мой большой друг и брат. Он будет учить вас своему древнему воинскому искусству. Вы должны не только уважительно относиться к его званию, но и подчиняться ему так же, как мне. Наши братья, так же передают нам небольшую спонсорскую помощь — в поддержку развития нашего дела. Зит хай! — громко произнёс он. Эхо разнеслось по залу, и тут же вдогонку укрепилось еще мощной звуковой волной членов группы:
— Зит хай!!! — раздались голоса в ответ.
Все внимательно следили за его движениями.
— Наталия Петровна посвятит вас в курс дела, — сказал предводитель и чопорно удалился.
Вечером того же дня, в кабинете.
— Тимур Андреевич, а кто вместе с вами пойдёт его встречать, — сказала Наталия Петровна, обращаясь к своему босу.
— Думаю, что это будете вы, — сказал Тимур.
— Хорошо, — твердо произнесла Наталья Петровна, словно ей только что дали важный приказ.
— Я хотел бы поговорить с вами вот о чём. Через месяц, у ребят праздник, они должны весело провести время, вы меня понимаете?
Она кивнула головой, уставившись на Тимура, как преданный солдат на командира.
— Поэтому, — продолжал он, — пусть новой жертвой будет какой-то молодой человек. Я чувствую, что ребята заскучали.
— Вы хотите его убить, но ведь это опасно, а как же…
— Я уже подумал об этом. Это должен быть какой-то бомж… ну, в общем, тот, кого не станут искать. Вы меня понимаете? — он поглядел на неё, прищурив глаза.
Она вновь покорно кивнула головой.
— Да! Естественно, он должен быть евреем, — добавил Тимур.
— Но, практически невозможно…
— Запомните, для нас нет ничего невозможного и не выполнимого, — он немного помолчал, а затем продолжил. — А вы знаете, мы должны сделать вот что. Пусть кто-то из ребят, выберет кого-то схожего с этой нацией и назовёт его евреем. С их яростными действиями, и разгоряченными сердцами, преданными нашему делу, я думаю, что они не будут выяснять уже принадлежность к нации. Ну, как вам это, — он вновь поглядел на неё.