Шрифт:
Говорят: никогда не ходи на встречи выпускников. Школьных ли, университетских – не важно. Кто говорит? Снова не важно, говорят и всё. Неопределённо-личное предложение.
Константин не любил неопределённо-личные предложения в жизни, но справедливость этого готов был признать. Читал ведь, слышал бездну рассказов о том, как некто пришёл на встречу, и… кто эти люди?! Нет, это не те, кого я помню! Их подменили, все какие-то битые, линялые, пыльные, неужели я такой? Прочь, бегом отсюда и больше никогда…
Но может быть, через десять лет ещё не так печально? Десять… нет, даже одиннадцать лет назад окончил школу. За это время, наверное, мог бы одряхлеть, но возраста пока не чувствовал. В зеркале, когда брился, по-прежнему видел юнца – чуть выше того подростка, шире в плечах, без прыщей, с более крепкой шеей, маленькими залысинами
Одиннадцать лет назад уехал из Хурминки. Связь с одноклассниками постепенно утратил, это в наше-то время, полное гаджетов и социальных сетей. Значит, не слишком она была нужна. Воспоминания о школе, о селе в предгорьях Крыма остались добрые, просто перевернул страницу, двинулся в новую жизнь. В новой жизни был экономический факультет, затем работа, другая, нигде не мог задержаться, там скучно, тут пашешь как бобик на жирного дядю и ещё скучней. Не так давно Костя понял, что это был ложный путь. Настоящий определила всего одна выдающаяся способность. Просто невероятная грамотность. За все годы учёбы – ни единой четвёрки по русскому, неправильной орфограммы, запятой. Получалось само, без капли усилий. Долго не придавал таланту значения, было время стеснялся его, хотел нарочно ошибиться в диктанте раз-другой, но так и не смог себя заставить. Кому-то достаётся абсолютный музыкальный слух, кому-то вот такой.
Но хватило бы и обычного слуха, чтобы вычислить автора сообщения, однажды утром прилетевшего вконтакте:
Костян дароф! Узнал? Как жывеца могеца? Че забыл нас савсем??
Сомнений не было: под ником Rock Govnorock скрывается Серёга Кондин. В некотором роде братец Онегина, Печорина и компании: Конда – есть такая река. Главный комик среди одноклассников. «Серый, подойди к окну!» – «Какну? – спрашивает Серый, почёсывая затылок. – Давай какну…» Его каламбуры, этот и сотни других, звучали уморительно; даже сейчас, припомнив, Костя ощутил на лице ухмылку.
Здорово, Серый! Узнал, конечно, очень рад! Не забыл, просто дел было выше чердака.
Ответ был таков:
А щас то лето. От наших тебе с кисточкой кто здесь. Давай сюда хоть на пару недель! Посидим закусим. На тракторе погоняем. А то жызнь проходит. Я правильно пишу слово жызнь?
Не совсем. Правильно будет «жызднь».
Ну ты как всегда.
У вас есть гостиница? Кажется, при мне была…
Какая гостиница мостиница! Брателу моего Романыча помнишь?
Романыча Костя помнил отлично. Старше на десять лет, десантная тельняшка, гитара «Фендер», мотоцикл «Урал», тридцать подтягиваний за подход – как такого забыть? Притом он был женат, сын Никита пошёл в первый класс той же осенью, что дядя Серёжа с друзьями в выпускной.
Помню. Привет ему!
Большой чел теперь. Строительный магнат. Дом построил столько комнат можно заблудится. Приежай найдем уголок.
Хорошо, спасибо. Возьму с собой компас.
Лады. Напиши как соберешься.
Собираться было недолго: найти на железнодорожном сайте билет, договориться с учениками, пригласить Наташу. В качестве кого? Видимо, своей девушки, хоть в этом не был уверен и после года знакомства. Иной раз казалось, что крепость готовит белый флаг, чуть-чуть, ещё один рывок, последнее усилие; но тем обиднее было срываться, шлёпаться в ров с холодной водой. Выбирался, отряхивался, карабкался заново… Может быть, там – в краю, для неё экзотическом, – будет легче увидеть заветный флаг?
И ещё одна причина. Серёга рассказал об одноклассниках: у Димыча Тарасова семья, у Лены Коваль семья, она уж не Коваль, а Каретникова. Вадим и Алла, вечные соседи по парте, поженились, и Миша с Таней, он её чуть ли не с дошкольных лет на мотороллере катал. У Серого вконтакте, когда подтвердили дружбу, на странице проявилась фотография милой крашеной блондинки с пятилетними двойняшками: девочкой и мальчиком. В такую компанию заявиться одному? Всё равно что в государственную думу без галстука.
Наташа отказалась сразу. «Извини, улетаем с мамой в Архангельск, помнишь, я говорила, она оттуда родом, потом в Турцию, не скучай…» Что же раньше молчала? – не высказал Костя, но подумал. Не напомни он о себе, так и скрылась бы, как в немом кино? Значит, придётся одному. Это и к лучшему, с другой стороны: о личном что-нибудь сочиним и будем гонять на тракторе без оглядки.
Ехать он намеревался поездом, самолёты не любил. Ближайшее свободное место в плацкарте, на верхней боковой, обнаружилось через неделю. Сразу взял и обратный билет с таким расчётом, чтобы пробыть на юге двенадцать полных дней.
Разделаться с учениками было проще всего. Летом их осталось немного, кто-то согласился пропустить несколько занятий, для прочих существовал скайп. Со связью, заверил Сергей, в Хурминке всё налажено.
Оставалось ждать. Мама ворчала: «Работу бы искал, чем кататься без дела, репетиторство не доведёт до добра…» – но, кажется, больше по инерции, по привычке. До сих пор не поняла его выбор, через силу пыталась уважать, спасибо и на том. Вдобавок её вот что беспокоило: «Съездишь, потом они сюда захотят всей компанией, а где будут жить? У нас не постоялый двор». От этих разговоров он отмахивался. Встанет вопрос – решу. Какой смысл беспокоиться раньше времени?
Время притормозило, один час теперь был равен двум, если не трём нормальным. Ускорила его Наташа – вдруг объявилась, предложила сгонять куда-нибудь не очень далеко, пока не разбежались в разные стороны. Костя решился на авантюру: купил экскурсию в Пушкинские Горы, с ночёвкой и возвращением за сутки до крымского поезда. Случись задержаться в пути по какой-то причине, будет головная боль…
Накануне вечером Наташа приехала к нему. В ранний час на такси долетели пустыми улицами до площади Восстания, нашли на стоянке серебристый микроавтобус. Попутчики были интеллигентные, околопенсионных лет, плюс две старшеклассницы, внучки одной из женщин. Наташа села возле окна, Костя рядом. Тронулись, экскурсовод завёл рассказ о Лицее, Куницыне, Кюхельбекере, а день за окнами разгорался солнечный, с живописно раскиданными над горизонтом кучевыми облаками. Для фотографа лучше не придумаешь, и Костя вволю нащёлкался в Михайловском и на Савкиной горке. Наташа мигом сдружилась с девочками, хоть и была постарше, – смеялись втроём, секретничали под умилённым взглядом бабушки. На пасеку, завершавшую первый день экскурсии, они идти не захотели. «Нет, нет!» – взмахивали руками Лена и Рита, как бы отгоняя воображаемых пчёл. Наташа не взмахивала, не делала испуганных глаз. Костя подозревал, что она отказывается только из солидарности, – и, кстати, напрасно. «Уже поздно, пчёлки ложатся спать», – сказала хозяйка пасеки Аня таким тоном, будто речь шла о детях, и к ульям гостей не повела. Вместо ульев была душевная беседа за чаем, дегустация лесных и луговых даров. Костя накупил в магазинчике мёда Наташе, себе и, подумав, добавил бутыль янтарно-золотой прозрачной медовухи. Приговорили её на туристической базе, в двухместном номере с большой кроватью. Потянуло на сумасшествия, давно такого не было, если вообще когда-нибудь. Наташа неосторожно пожаловалась на гудение в ногах от долгой ходьбы. Он взялся лечить усталость прикосновениями губ. Её дыхание прерывалось, смех боролся с тихими стонами; опутанный со всех сторон, изворачивался, но этим лишь дразнил их, поминутно слабел, освобождался на миг и вновь, беззащитнее с каждым разом, опрокидывался на спину. Губы двигались выше, в сумраке вздрагивала грудь с набухшими бледными сосками, металась по белой гостиничной простыне светло-русая голова… Спали ночью от силы час, к завтраку вышли бодрее некуда. День провели в компании Лауры, научной сотрудницы музея-заповедника. С первой минуты Лаура очаровала всех. Прощались, когда настало время, с ней и вовсе как с родной. Лишь на обратном пути закончилось волшебство медовухи, если дело было в нём. Наташа задремала, привалившись к Костиному плечу, он скосил глаза на вырез её футболки. Кажется, произошло абсолютно всё, что бывает между девушкой и парнем. Не впервые, но остро как никогда. Можно ли теперь назвать её своей? По-прежнему что-то мешало. То ли отказ от поездки в Крым, то ли другое… Но что?