I'm a slave for you
Шрифт:
Джеки вздрогнула всем телом, отрываясь от чарующего пейзажа. Она совершенно забыла о том, что не одна. Растворившись в своих мыслях, в воспоминаниях о навсегда потерянном отце, пуффендуйка обрела хрупкое, шаткое спокойствие, что так бесцеремонно прервал глупый вопрос.
Откуда же ее коже приобрести здоровый персиковый оттенок? Может быть, от того сбалансированного питания, что предлагал ей Малфой Мэнор, от «заботы» молодого хозяина, от ласкового летнего солнца? Пуффендуйка вздернула бровь, услышав его… Нотт, казалось, ничуть не был смущен своим же вопросом. Он сверлил Джеки яркими зелеными глазами, терпеливо ожидая ответа.
– Мне нездоровится, – призналась девушка, отводя
Джеки не хотела жаловаться Теодору на недомогание. В конце концов, сейчас, когда от нее не станут требовать ничего, оно должно пройти, оставить ее в покое. Свежий воздух смешивался с сигаретным дымом, попадая в легкие пуффендуйки. Запах табака вновь напомнил ей об отце, что курил трубку, словно викторианский джентльмен. Холодок вновь пробежал по спине Джеки. «Где ты теперь?» – спросила Джеки отца, который не мог ее услышать. «Где ты?»
– Да? И давно это у тебя? – спросил Теодор, сверкнув зелеными глазами, точно дикий кот. – У нас тут у всех начинаются проблемы со здоровьем. Сырость и холод не способствуют оздоровлению, знаешь ли.
Девушке совершенно не хотелось обсуждать это. Болезни и недомогания, боль и страх должны были упасть с ее плеч, как только расстегнулся проклятый ошейник. Почему же эти несчастья все еще преследуют ее, ломая, портя новую жизнь, что только началась. Зачем мир так жесток к ней? Джеки не знала ответа на этот вопрос. Смерть отняла у нее мать, а Волан-де-Морт отнял ее у одинокого старого отца. Теперь и она и он одни в этом мире… В огромном жестоком мире, что принадлежит сильным и смелым. Пуффендуйка ждала той минуты, когда сможет назвать себя храброй, встать в один ряд с хозяевами жизни…
Джеки понимала, что ей не на кого больше надеяться. Она корила себя за то, что оказалась слишком наивна, слишком глупа сейчас, когда все так изменилось… «Не нужно было тебе идти домой. Нужно было спрятаться в лесу с остальными. Глупая. Ты – глупая». Как только всех эвакуировали из Хогвартса, грязнокровки, что были чуть умнее остальных, отправились прочь из Англии, чем и спасли свои жалкие шкуры… Пуффендуйка же подумала, что отец лучше всех сможет защитить ее от напастей. Отец, что совершенно ничего не знает о магическом мире…
– Примерно после приема у Темного Лорда, – нехотя произнесла Джеки, разглядывая прозрачный дым.
Нотт улыбнулся, вспоминая тот сладостный день. Звук музыки раздался в ушах, точно напоминание о его славном триумфе. Как же сладко было это предчувствие скорой победы, знание того, что каждый из проклятых аристократов, что собрались в том злосчастном зале – погибнет или будет вынужден отказаться от своей чудной беззаботной жизни. Слизеринец всей душой ненавидел каждого из них…
Теодор вспомнил и Гермиону, что он затащил в темный угол разрушенного теперь поместья. Как приятно было слушать ее стоны над своим ухом, как сладка была ее нежная кожа, эти дивные волосы… Странно, что оборотное зелье, дающее ей личину Джеки, держалось так долго… Впрочем, возможно, она приняла его прямо в зале, перед тем как встретила Теодора. Нотт не утруждал себя мыслями о том моменте, хотя, частенько вспоминал темную комнатку, что укрыла двух влюбленных… «Двух ли? Может быть, только ты влюблен?» – спросил себя Теодор. Юноша не желал верить в то, что питает к Гермионе столь сильные чувства, как любовь, но и не желал отрицать очевидного. Он считал, что любовь – самая сильная твоя привязанность к кому-либо, смешанная с желанием…
Джеки, наивная маленькая Джеки, думала, что любовь – что-то гораздо более теплое и светлое, нежели простое желание. Когда она смотрела на Теодора, в голове ее взрывался фонтан из мыслей о том, как же он хорош собой, как же мил и добр с ней… Пуффендуйка
Чье представление о любви более реально? Теодор никогда не видел ее изнутри, лишь снаружи, в парочках, что целовались в школьном коридоре. И Джеки и Тео росли без матери, но настоящая семья была лишь у пуффендуйки. Да, отец не мог обеспечить ее многим, но он окутал дочь любовью… Настоящей любовью, что до сих пор жива в ее памяти. Теодор же смутно помнит отца, которого потерял совсем недавно. Возможно, память о нем – ему вовсе не нужна может быть, она лишь занимает в памяти место, отведенное для чего-то великого.
– Наверное, Малфой завалил тебя работой, уходя на прием? – спросил Теодор, делая очередную затяжку.
Джеки улыбнулась, вспомнив уютную комнатку, что ждала ее в Малфой Мэноре. Ей нравилось общество домовиков, нравились ночные перешептывания с Гермионой, павлины, снующие по саду, цветы, испускающие дивные ароматы. Все это нравилось ей куда больше, куда сильнее, чем свобода, что сброшена на нее точно камень, в котором выдолблено это убежище.
Пуффендуйка немного смутилась от того, что Теодор плохо помнит то время, что они вместе провели в поместье Темного Лорда. Возможно, алкоголь стер половину воспоминаний из его загруженной мыслями о свободе головы. Разве можно винить юношу в этом?
– Нет, он взял меня с собой. Ты забыл?… – обиженно спросила Джеки, продолжая улыбаться.
Легкая улыбка искривила его губы, как только зеленые глаза Теодора встретили светящиеся радостью очи Джеки. Затем, точно слова дошли до его ушей не сразу, улыбка исчезла, словно тень, растворенная солнцем. Слизеринец непонимающе глядел перед собой, пальцами сжимая тлеющую сигарету. Он никак не мог поверить услышанной подробности… Мысли вновь кружились в его голове, начиная свой безумный танец. Они перемешивались, сменяли друг друга, звуча все громче и яростней.
«Все сходится. Гермиона не стала вновь Гермионой потому, что это была и не она», – вдруг подумал Нотт, вспоминая тот день. Он так радовался обществу гриффиндорки, так рад был тому, что она наконец не пыталась затмить его своим интеллектом, и все это оказалось ложью… А самое страшное было в том, что никто не пытался обмануть Теодора. Он сам обманулся в своих глупых пьяных мыслях, приняв одну грязнокровую рабыню за другую.
Воздух потяжелел в легких, смешиваясь с едким сигаретным дымом. Теодор неуверенно поглядел на Джеки, что стояла к нему спиной. Пуффендуйка мирно рассматривала рассвет, наслаждаясь красотой здешних мест. Девушка отрешенно глядела на солнечные блики, что играют с иглами деревьев, медленно опускаются на промерзшую за ночь землю. Пуффендуйка все думала о маленьком домике на окраине Лондона, об отце, что возможно все еще ждет ее там.
Она понятия не имела, что всего пара слов, слетевших с ее губ, помогли Теодору составить диагноз ее заболевания. Нотт опустил глаза к земле, надеясь, что пара правильно заданных вопросов и детальный осмотр – помогут ему понять, что слизеринец ошибается в своих догадках…
– Твоя слабость… Сопровождается чем-то еще? – неуверенно спросил Тео, надеясь на отрицательный ответ.
Пуффендуйка осторожно повернулась назад, уперевшись взглядом в грудь Теодора. Она медленно вздымалась и вновь возвращалась на место. Юноша давно научился скрывать свои истинные эмоции. В конце концов, столь долгое служение Темному Лорду кого угодно превратит в профессионального актера. Либо актер, либо труп, либо сумасшедший фанатик, здесь другого выбора не дано…