I'm a slave for you
Шрифт:
Гермиона же сидела в сторонке и преспокойно почитывала какую-то толстую книжку с пожелтевшими страницами, исписанными вручную. Грейнджер изредка кидала злобный взгляд в сторону гудящей, словно пчелиный улей, толпы. Ее глаза были красны от слез, а губы иссохли и потрескались. Копна непослушных кудрявых волос была плохо расчесана и неопрятна, как и сам наряд Гермионы.
«Что с тобой творится, грязнокровка? Где твоя гордость?» – думал юноша. Он печально глядел на потерянную Гермиону. Каждый раз, когда справа от нее раздавался громкий звук поцелуя – ее аккуратные карие глазки чуть прикрывались, а тоненькие пальчики тянулись вверх, чтобы смахнуть выступающие
До Драко все еще доносились обрывки фраз из беседы Панси и Дафны. Они все обсуждали плачевное состояние Гермионы. Также, в общем шуме многочисленных голосов, Малфой различил, как рыжий хвастается тем, как храбро он охранял ворота, не жалея собственных сил.
Тонкие, слегка бледноватые пальцы Гермионы все крепче сжимали несчастную многострадальную книгу. Наконец, она гордо вздернула подбородок и, сложив свои скромные пожитки в аккуратную вязаную сумочку, поднялась из-за стола. Ее стройные ноги двигались плавно и изящно. Она прошла мимо гогочущей толпы, гордо держа подбородок. В девушке чувствовалась невероятная сила духа. Да, пусть она и не может сдержать слез, но ей хватает смелости, чтобы совершенно не стесняться показать их.
– Мне почти жаль страшилку. Конечно, со вкусом у нее беда, но смотреть на любимого мужчину в объятьях другой девушки так больно. Хорошо, что нам – красавицам – это не грозит.
Панси улыбнулась, заканчивая свою идиотскую фразу. Она кинула полный любви взгляд в сторону Драко и, встретившись с его бездонными серыми глазами, многозначно подмигнула слизеринцу. Юноша же раздраженно отвернулся, выискивая кудрявую голову Гермионы в огромной толпе. Сейчас у него совершенно не было сил, чтобы притворяться, будто Панси его не раздражает.
Драко резво подскочил со скамейки и, точно ужаленный, начал пробиваться через толпу. Мантия зацепилась за что-то, и Малфой повернулся, чтобы одернуть ее. Перед ним горделиво стоял Поттер и держал слизеринца за подол его угольно-черной мантии. В голове у Драко моментально возникла тысяча колких фраз, способных опустить Поттера в глазах Джинни, но Малфой сдержался и, нетерпеливо выхватив черную материю из корявых лап избранного, побрел прочь.
«Да что с ним такое? Неужели Поттер не видит, что его подружка подыхает от неразделенной любви? Неужели, ему не хватает мозгов, чтобы успокоить ее? Да уж, дружба – странный предмет», – думал Драко, нетерпеливо шагая по длинному холодному коридору.
В плотной толпе учеников, среди обилия желтых, красных, синих и зеленых цветов, светловолосых и темноволосых голов, громких голосов, Драко потерял Грейнджер из виду. Он бессильно заметался по широкому коридору, в поисках заветной грязнокровки. А зачем? Зачем он ищет ее, зачем преследует, Драко и сам не знал…
Он чувствовал острую необходимость в гриффиндорке. Сейчас ему казалось, что даже его общество скрасит ее серые унылые будни. Малфой резко остановился и схватил первого попавшего на глаза гриффиндорца. Перед ним оказался маленький мальчик курса первого или второго. Его мышиные глазки запрыгали из стороны в сторону, ожидая, что кто-то из старшекурсников поможет ему выкрутиться из цепких лап слизеринца.
– Ты не видел, куда пошла Гермиона Грейнджер? – спросил Драко.
– Кто? – спросил в ответ перепуганный гриффиндорец.
– У нее длинные кудрявые волосы, она среднего роста, всезнайка-староста, – уточнил Малфой, нетерпеливо притопывая ногой.
– Ах, эта… Она поднималась в астрономическую башню, – пролепетал мальчик и, почувствовав, что руки Малфоя разжались, шустро побежал дальше
Драко чуть притормозил, размышляя над произошедшим. «На что я надеюсь? Утешить грязнокровку? А зачем мне это? Разве она стала бы меня утешать?» – думал он, поднимаясь по длинной винтовой лестнице, ведущей в астрономическую башню. Удивительный контраст! Коридор полон шума, потных запыхавшихся учеников, торопливо спешащих на занятия, а лестница пуста и холодна, словно в замке вовсе никого нет.
Но вот, на подступах к вершине, Драко услышал всхлипы. Громкие жалобные всхлипы, пропитанные болью и разочарованием… Что-то кольнуло в груди слизеринца, да так больно, что ноги предательски подкосились. Ну почему он чувствует эту боль? Может быть, страдания Гермионы передаются по воздуху?
Малфой остановился на верхней ступеньке и нерешительно оглядел комнату. Там, впереди, за огромным золотым телескопом, сидела Гермиона. Она опиралась своими тоненькими ручонками на непрочную ограду и смотрела куда-то вдаль, за горизонт. По башне разгуливал ветер, извлекая из всевозможных предметов, что помогают следить за звездным небом, странные звуки, точно металл бьется о металл. Но даже эта жуткая какофония не могла заглушить рыданий гриффиндорки.
Драко никогда не видел, чтобы она была так сильно расстроена. «Неужели, когда никто не видит, все девушки так горько льют слезы? Это же ужасно…», – думал Малфой. Он почему-то вспомнил надоеду – Паркинсон. Интересно, а она плачет из-за Драко? Знает ли, что он ненавидит ее общество? Да, впрочем, юноше было совершенно не жаль одноклассницу, пусть хоть убивается.
Гермиона же – другое дело. Грязнокровка, которая обычно вызывала в Драко лишь раздражение, сейчас казалась ему самым прекрасным созданием на Земле. Она казалась такой измученной и слабой в своем несчастье, такой одинокой и недоступной…
Проклятая грязнокровка сводила его с ума. Ее слабость, ее боль и страдания – все это откладывалось противным налетом прямо в голове Драко. Так и хотелось обнять ее, прижать поближе к себе, заставить забыть о проклятом Уизли. Пусть только она будет счастлива, пусть будет счастлива с ним… Драко хотел подойти и крикнуть: «Вот он я, Гермиона! Я люблю тебя! Люби же и ты меня!».
Странное слово… «Люблю». Любит ли он? Можно ли любить того, кому желаешь причинять боль ежесекундно? Можно ли любить грязнокровку, когда ты представитель высшего чистокровного магического общества? Когда вы с ней родом из разных миров… Всю свою жизнь он ненавидел ее. Ненавидел ее значительное интеллектуальное превосходство, ненавидел ее постыдное происхождение и эту неправильную, ненастоящую красоту. Но любовь иногда рождается и из ненависти. Как кожа наша не может различить слишком сильной жары или холода, одинаково обжигаясь. Так и сердце бывает не в силах отличить любовь от ненависти.
Драко аккуратно прошел по холодному каменному полу. Порыв ветра дунул ему в лицо, и юноша понял, что ему становится все холоднее и холоднее. Однако пот начал выступать на лбу маленькими липкими каплями… «Что я ей скажу? Как утешить Гермиону, если больше всего на свете она ненавидит именно меня? Может, это была плохая идея?», – думал Малфой, нерешительно приближаясь к грязнокровке.
Он остановился в метре от нее, так и оставшись незамеченным. Бесконечный шум приборов заглушал его аккуратные робкие шаги. Полы мантии Гермионы раздувал ветер, он же сдувал с ее прекрасного лица слезы. Ее красное лицо было повернуто вперед, открыто бесконечному миру, расположившемуся там, за окном…