I'm a slave for you
Шрифт:
Ее тонкие пальчики сжали подушку, так крепко, что юноше сразу стало ясно, что она вновь заснула в слезах. Что-то больно кольнуло в груди, словно это он виноват… «А кто еще?! Кто еще виноват?», – спросил себя Драко. Юноша оглядел спину Гермионы, исполосованную множеством глубоких ран. Теодор сказал, что следы останутся навсегда…
Руки Малфоя затряслись непонятно откуда взявшейся дрожью. Казалось, что из самых недр его души сейчас выходит нечто ужасноe, горькое и злое. Оно причиняет юноше невероятную боль, заставляя скрючиться. Грудь сдавливает, тяжело дышать. Малфой открыл рот и жадно ловил воздух, наполняя легкие. Что это? Чувство вины? Вины
Драко кинулся в ванную комнату, съедаемый этой жгучей страстью, мешающейся с виной перед Гермионой. Малфой хотел взять ее, жестко и грубо войти в это нежное хрупкое тельце, но не мог. Не мог, не хотел вновь сотворить с ней что-то ужасное или болезненное.
Слизеринец скрипнул дверью, надеясь, что Гермиона все еще спит. Он включил свет и остановился напротив раковины. Юноша повернул ручку крана, и на его ладони полилась ледяная, отрезвляющая вода. Он наклонился к раковине, ополоснул лицо. Приятная прохлада разлилась по телу, успокаивая, предавая сил. Малфой дышал тяжело, делая редкие рваные вдохи, вбирая в грудь как можно больше воздуха, стараясь заполнить пустоту внутри. Руки все тряслись…
Наконец, немного успокоившись, Драко, не вытирая холодной воды с мокрых рук, принялся торопливо расстегивать рубашку. Покончив с последней пуговкой, он вновь поднял глаза к зеркалу. Лицо юноши было покрасневшим и уставшим. Платиновые волосы растрепались, освободились от тугой резинки и мягко спадали на плечи. Малфой сузил свои серые, точно холодный металл глаза. Он пытался разглядеть что-то в своем отражении, что-то, видевшееся только ему.
Внезапно, в голове раздался тихий, но навязчивый голос покойного отца… «Какая-то грязнокровка учится лучше тебя. Ты позоришь нашу семью». Драко с ужасом поглядел в отражение и понял, что безумно похож на покойного родителя. Это сходство, это ужасное сходство пугает. Те же длинные роскошные волосы. Те же холодные, безразличные глаза, тот же сильный подбородок, тот же высокий покатый лоб…
В порыве отчаяния, Драко схватил с небольшой полочки ножницы. «Замолчи, замолчи…», – умолял он воображаемый голос. Трясущимися руками Малфой поднял серебряные ножницы вверх. Цок – стукнулось лезвие о лезвие. Светлые пряди ливнем падали в раковину. С каждым щелчком Драко чувствовал, как кровь отливает от лица, он чувствовал, что невидимый груз аристократического происхождения спадает с его широких плеч. Каждый щелчок предшествует падающей пряди светлых волос, каждый щелчок дарует облегчение.
Закончив срезать самые длинные, Драко принялся выравнивать волосы, чтобы придать своей прическе более-менее приличный вид. Помнится, он когда-то знал заклинание, что помогало в этом, но… Вот досада. Оно же было ему не нужно. Вылетело из головы вместе с остальными полезными чарами.
Малфой оглядел себя в зеркале. Удивительно, как же самые мелкие детали влияют на наш общий облик. Без длинных волос юноша походил на прежнего себя, того, каким он являлся в том жутковатом сне. Взгляд теперь кажется не величественным и отчужденным, а дерзким и шальным. С аккуратными короткими волосами Драко выглядел как перспективный юноша, работающий на волшебный банк Гринготтс. Драко ни за что на свете не поверил бы, что молодой человек, которого он увидел в отражении – Пожиратель Смерти.
Слизеринец ухмыльнулся сам себе и довольно хмыкнул, точно сумасшедший. Новый облик ему безмерно понравился. Теперь он не казался таким пугающим и отталкивающим,
Гермиона мирно посапывала в постели. Во сне она перевернулась на бок, лицом к двери, ведущей в ванную комнату. Драко притормозил, увидев ее лицо. Такое спокойное, с чуть приоткрытыми губами и очаровательным румянцем на чуть впалых щеках. «Она так хороша, когда не ненавидит меня», – грустно подумал Драко, продолжая разглядывать рабыню.
Он начал скидывать с себя остатки одежды, неаккуратно бросая их на пол. Какая разница, куда складывать вещи? Пусть домовые эльфы займутся этим. Малфой снял штаны, стараясь не греметь тяжелой металлической пряжкой. Ему хотелось как можно дольше созерцать Гермиону такой хорошенькой, такой милой, такой… Спящей.
Она не смотрит на него то с жалостью, то со злостью. Она не пытается выдавить из себя фальшивую улыбку, нет в ее жестах того испуга, что прячется в ней наяву. Сейчас, во сне, она очаровательна как никогда. Сейчас она – настоящая. Та Гермиона, что с восходом солнца прячется внутри – вот кто сейчас перед ним.
А этот пеньюар… Он совершенно не подходит такой очаровашке, как Гермиона. Тонкая красная ткань не могла скрыть изгибы ее точеного тела. Похабный вырез на груди, искусственная меховая оторочка, завышенная талия – все казалось таким грязным и пошлым. Будь у гриффиндорки выбор – она бы ни за что не надела что-то подобное. Разве может Гермиона носить что-то подобное? И этот цвет… Красный, такой возбуждающий… Так подходит ей…
Нет! Нет! «Принцесса… Моя принцесса…», – думал Драко, глядя на девушку. Она не должна носить такое. Наверняка, грязнокровке не приятно было использовать те наряды, что подобрал ей Драко. Если подумать, то даже в школьные годы ее костюмы не были так откровенны и пестры. В Хогвартсе была строгая форма, но вот в Хогсмид можно было надеть все, что пожелаешь, да и в свободное время тоже. Гермиона никогда не отличалась откровенностью костюма.
Драко скинул с себя последнюю одежду, оставшись в темно-зеленых боксерах. Он осторожно опустился на кровать рядом с Гермионой, все также стараясь не потревожить ее сон. Малфой положил голову на подушку и улыбнулся, разглядывая лицо грязнокровки. Чуть приоткрытые губы были искусаны и чуть покраснели. Видно, он обошелся с ней гораздо хуже, чем предполагал.
Слизеринец провел рукой по ее щеке, спускаясь ниже, чертя линию от подбородка к шее. Гермиона не проснулась. Тихо промычав что-то во сне, она прильнула к руке Драко, словно кошка, наслаждающаяся лаской. Этот жест очень польстил Драко. Он улыбнулся, в очередной раз отметив, что в гордой гриффиндорке смешалось что-то от гордой львицы и от прекрасной девы. Малфой вновь погладил ее по горячей пунцовой щеке, наслаждаясь ее ответом на его ласку.
«Не трогай ее, Драко, оставь Гермиону в покое. Она устала от твоих грубых объятий, оставь ее…», – шептало что-то глубоко внутри, взывая к спящей совести. Малфой знал, что он не должен, не должен сейчас требовать от нее любви, но, Боже, как же она хороша. Каждая клеточка его тела сейчас жаждет ее касаний, ее теплых рук на своей шее, на груди, пусть эти розовые губы целуют его, заставляя все внутри замереть от восторга. «Проснись же, Гермиона! Проснись, обними меня….», – думал Драко. Его тело требовало, чтобы тело девушки прильнуло к нему еще крепче, еще ближе…