И аз воздам
Шрифт:
— Надо же. Хм. Спасибо за честные слова, Пётр Христианович, а то эти льстицы захвалили меня. Верно, вы заметили про губы и Каталани. Исправлю. Так и представляю себе этих ваших «студиозов» через век, перемывающих мне косточки. — Обер–прокурор Синода погрозил пальцем женщинам, сидящим на оттоманке у стены, и прикрикнул, хриплым, похожим на то самое каркание вороны, голосом, — Сенька, ну где жжёнка?
Брехт усмехнулся. На самом деле, именно жжёнка! Когда фильмы про гусар снимают, то они все с бутылками шампанского. Пока его не много в России и доступно оно только богатым людям. Сейчас гусары пьют жжёнку. Тоже не дешёвый напиток, но по мозгам ударяет быстрее и в разы сильнее, и самое главное, есть процесс приготовление. Обряд. И в каждом полку он свой.
Процесс приготовления этой жжёнки
Для процесса этого нужна компания, во-первых. Объём после окончания священнодействия получается приличный, и в одну харю его не выпить.
Нужна широкая и глубокая металлическая посудина, в которую влезут все необходимые ингредиенты. И это, во-вторых.
Заливаем в неё одну бутылку белого полусладкого, и добавляем одну бутылку шампанского и сахар-песок. Сахара нужно около килограмма. Затем необходим ананас. Овощ этот заморский режем небольшими кусочками и также отправляем в кастрюлю.
Дальше пока просто всё. Греем эту смесь на медленном огне, не доводя до кипения — как глинтвейн, около 15 минут. Если нужен глитнвейн, то всё готово, налетай. Но нет. Нужна жжёнка, а потому — продолжим.
А после начинается и сам процесс — обряд.
Над посудиной устанавливаем 3 перекрещённых сабли. (Если кто в наше время решит попробовать гусарскую жжёнку, то за неимением сабель может заменить их длинными шампурами.). Укладываем на получившееся перекрестье сахарную голову. (В наше время можно заменить выложенный пирамидкой кусочковый рафинад). Дальше обливаем сахар ромом, лучше поискать покрепче, он должен быть непременно крепким, и тёплым (иначе не загорится) и поджигаем.
Когда процесс пойдёт, то всей компанией нужно начинать петь гусарские песни. В противном случае тоже получится жжёнка, но это будет уже другая жжёнка, не настоящая. В наше время подойдёт «Поручик Голицын» или «Давным-давно». Дальше нужно выбрать самого ответственного товарища, который будет понемногу подливать ром половником на сахар, чтобы горение не прекращалось. В идеале, за то время, пока сахар оплавится, должна уйти вся бутылка. Товарища нужно обязательно выбрать не больно разговорчивого, чтобы петь не мешал и со стальной волей, чтобы не соблазнился на проверку рома на крепость оральным способом. Пригубит, отхлебнёт, подержит во рту, определяя градусы и «заорёт»: «Маловато будет».
Когда сахар догорел — в кастрюлю выливается вторая бутылка охлаждённого шампанского.
Всё, остаётся только перемешать и разлить по хрустальным непременно фужерам. Звон должен быть. Иначе тоже не жжёнка.
— Пётр Христианович, пожалуйте к столу. И вы, Инесса Яковлевна, присоединяйтесь. Чувствуете запах пошёл. — Хвостов сделал приглашающий жест к большому круглому столу, стоящему посреди комнаты.
Глава 3
Событие шестое
Ручки, ножки стали зябнуть — не пора ли нам дерябнуть?!
Любимого нужно холить и лелеять: от этого у него растёт холка и лелейка!
Очнулся Пётр Христианович от холода. Сквознячок пробегал по голым ногам. Граф пошарил рукой в поисках одеяла, сбросил, наверное, во сне. Лежал он на боку правом и справа от себя одеяло и пошукал, похлопывая по перине. Не было ни одеяла, ни покрывала, даже тоненькой простыночки и то не было. Наверное, с другой стороны, решил Брехт и, скрипя шарнирами, повернулся на спину. Что-то было не так с организмом, но пока в голове была только мысль укрыться. Граф Витгенштейн приподнял левую руку и похлопал слева от себя в поисках тепла. Нашёл. Уже на втором хлопке наткнулся на что-то тёплое. Провёл по нему рукой. Поверхность была чуть шершавой, в пупырышках и волосиках. Но в то же время поверхность была тёплая и вызывала желания повторить поглаживания. Чего противиться. Повторил. Амплитуду увеличив. На этот раз тактильные
— Мignon (милый), — прошептала забравшаяся к нему собака. Прошептала и закинула на него вторую лапу — верхнюю … Переднюю?
Граф решил говорящую собаку погладить. Странные изгибы. А ещё что-то под ногой собаки начало шевелиться и пытаться из-под ноги чужой вылезти. Но удивиться всяким шевеления Брехт не успел, собака лизнула его в губы и сунула ему в рот неизвестный предмет, прямо как флешку в гнездо. Флешка повозилась у него во рту, потом вытащили её, видимо проверяли, той ли стороной вставили. Убедились, что да, правильной, и снова вставили в разъём. И так несколько раз. Потом довольно долго флешка шевелилась у Витгенштейна во рту, а затем неизвестное устройство стало высасывать из него информацию и воздух. Не, в голове у него столько информации, которую нельзя доверять никому, даже говорящим собакам. Тем более, говорящим собакам. И Пётр Христианович решил побороться с агрессором. Он своей богатырской силищей приподнял говорящую шпионскую собаку и повалил её рядом с собой. Сам навис над шпионкой и решил информацию выуженную у него назад вернуть, свою флешку вставил в приёмное устройство и стал выкачивать информацию.
— Мon amour, — прошептала шпионка и обхватила графа за спиной ногами.
Неожиданно оказалось, что у графа есть ещё одна флешка, а в шпионском организме есть материнская плата с разъёмом. Пришлось и туда вставить. И организм под ним, кем бы он ни был, стал мычать и дёргаться. Очевидный сбой в программе. Но сбой этот был заразительным и граф поддался этому неровному ритму. Собака под ним начала рычать, а потом перешла на скулёж и стала двигаться ещё интенсивней. Ужас просто. Нужно как-то сломать это непонятное устройство. И тут нижняя флешка сама до этого додумалась и выпустила вирус в материнскую плату. Устройство дёрнулось ещё пару раз и затихло. Сработало. Вирус угробил чуждую программу. Брехт вытащил из устройства обе флешки и отвалился от горячей оболочки на спину. Справился.
— Мon amour, — нет вирус программу не угробил, флешка чуждая прошлась по его уху и нырнула в ушную раковину. Нет, допускать выкачивания информации нельзя. Пётр Христианович вновь взгромоздился на шпионскую оболочку и опять воспользовался обеими флешками. Устройство снова начало дёргаться. Работала проклятая программа, зря радовался.
На этот раз борьба с вредоносной программой продолжалась дольше, шпионский организм извивался, дёргался, мычал, рычал, шептал. Тем не менее, графу снова удалось направить в материнскую плату вирус. Устройство дёрнулось, выкарабкалось из-под графа, прижалось к нему и засопело. Точно собака, в смысле — точно. Собака.
— Мignon (милый), — и засопела громче.
Граф прошёлся горячей ладонью по влажной спине устройства. Волос не было. Спина была тёплая мягкая и чуть скользкая от пота. Ну, слава богу, не собака. Девица. Мастерица. Как мастерски с ним справилась и запутала.
Мысли, не высосанные до конца шпионской девицей, шевелились вяло. Третий бокал жжёнки граф помнил, тост был за дам. Пятый тоже помнил, за матушку чью-то пили. Шестой пили за лисимуса. Нужно потом спросить, кто это такой. Лисимус? Нет, никаких ассоциаций. А вот дальше было хуже. Вроде ещё был тост за тактику. Или текилу. Невнятно стал тосты обер-прокурор произносить. Ага, ещё: «За нас пиитов». Несколько, выходит, поэтов было за столом. Наверное, это та старушка, что всё время слёзы платочком утирала. Жалостливые видимо стихи читали. Вспомнить бы какие и кто?