И колыбель упадет
Шрифт:
Венджи забеременела через два месяца после того, как они переехали в Нью-Джерси. Когда он согласился на последнюю попытку спасти их брак, то приложил все усилия, чтобы она удалась. Но лето оказалось несчастливым. К августу они с Венджи почти не разговаривали. Они переспали только однажды, примерно в середине месяца. Ирония судьбы заключалась в том, что после десяти лет бесплодных усилий она забеременела как раз тогда, когда он встретил другую.
Подозрение, которое, как понял вдруг Крис, всегда сидело у него в подсознании, теперь расцвело в полную силу. Возможно ли, что Венджи связалась с другим мужчиной — с мужчиной, который не хотел нести ответственность за нее и ребенка?
Крис осознал, что пожимает руки, бормочет слова благодарности, смотрит в знакомые лица и не видит их: соседи по дому, в котором они с Венджи жили до переезда в Нью-Джерси, друзья-коллеги, друзья родителей Венджи. Его родители жили на пенсии в Северной Каролине. Оба болели. Он не разрешил им лететь в Миннеаполис в такой холод.
— Какое горе. — Его руку сжал мужчина лет шестидесяти пяти. Это был человек хрупкого сложения, но очень привлекательный, с белоснежными волосами и кустистыми бровями, с острым проницательным взглядом. — Я доктор Салем, Эммет Салем. Я помог Венджи появиться на свет и стал ее первым гинекологом. Венджи была одним из красивейших созданий, которых я привел в этот мир, такой она и осталась. Как жаль, что меня не было в кабинете, когда она позвонила мне в понедельник. — Крис уставился на него.
— Венджи звонила вам в понедельник?
— Да. Медсестра сказала, что она была сильно расстроена. Хотела видеть меня немедленно. Я проводил семинар в Детройте, и сестра назначила ей прием на сегодня. Как я понял, она собиралась прилететь вчера. Возможно, я помог бы ей.
Зачем Венджи звонила этому человеку? Зачем? Крису казалось, что понять это невозможно. Что заставило ее вернуться к врачу, которого она не видела несколько лет? Она плохо себя чувствовала, но если хотела получить консультацию, то почему у врача, который находился за тысячу триста миль?
— Венджи была больна? — Доктор Салем смотрел на него в ожидании ответа.
— Нет, не больна, — ответил Крис. — Она была беременна. Беременность проходила трудно с самого начала.
— Венджи — что? — Доктор повысил голос, изумленно глядя на Криса.
— Я знаю. Она уже почти потеряла надежду. Но в Нью-Джерси она обратилась в «Вестлейкский центр материнства». Возможно, вы слышали о ней или о докторе Хайли — докторе Эдгаре Хайли.
— Капитан Льюис, можно вас на минутку? — Взяв Криса под руку, владелец похоронного бюро потянул его к своему кабинету напротив траурного зала.
— Извините, — сказал Крис доктору. Волнение владельца бюро поставило его в тупик, и он позволил отвести себя в кабинет.
Тот закрыл дверь и посмотрел на Криса.
— Мне только что позвонили из прокуратуры округа Вэлли в Нью-Джерси. Письменное подтверждение уже в пути. Нам запретили хоронить тело вашей жены. Сразу после завтрашней заупокойной службы тело должно быть отправлено назад, на повторную судебно-медицинскую экспертизу в округ Вэлли.
Они знают, что это не самоубийство, подумал Крис. Они уже знают. Он ничего не мог сделать, чтобы скрыть это. Он поговорит с Джоан в пятницу вечером, а потом расскажет в прокуратуре все, что знает или подозревает.
Ничего не ответив, он повернулся и вышел из кабинета. Нужно поговорить с доктором Салемом, выяснить, что Венджи сказала по телефону медсестре.
Но когда он вернулся в зал, доктор Салем уже ушел, даже не поговорив с родителями Венджи. Мать Венджи терла опухшие глаза мокрым измятым носовым платком.
— Что такого ты сказал доктору Салему, отчего он повернулся и ушел? — спросила она. — Чем ты так его огорчил?
22
В среду вечером он вернулся домой в шесть. Хильда как раз уходила. Ее простое невозмутимое лицо было настороженным. Он всегда относился к ней холодно. Знал, что ей нравится ее работа и она хочет ее сохранить. Почему бы и нет? Опрятный дом, никакой хозяйки с вечными указаниями, никаких детей, наводящих беспорядок.
Никаких детей. Он пошел в библиотеку, налил себе виски и задумчиво смотрел из окна, как крупная фигура Хильды удаляется к автобусной остановке в двух кварталах от дома.
Он занялся медициной, потому что его мать умерла родами. Рожая его. Рассказы, накопленные за целые годы. С той минуты, как он стал что-то понимать, он слышал их от застенчивого, скромного человека, своего отца. «Твоя мать так хотела тебя. Она знала, что рискует жизнью, но ей было все равно».
Он сидел в аптеке в Брайтоне, смотрел, как отец готовит лекарства по рецептам, и задавал вопросы: «Что это?», «Как действует эта таблетка?», «Почему ты наклеиваешь специальные ярлыки на те бутылочки?» Он был зачарован, впитывал знания, которыми отец так охотно делился, — единственная тема, на которую отец мог говорить, единственный мир, с которым отец был знаком.
Он поступил в медицинский колледж, попал в число лучших выпускников, ему предлагали интернатуру в ведущих больницах Лондона и Глазго. Вместо этого он выбрал больницу Христа в Девоне с великолепно оборудованной лабораторией, что давало ему возможность и вести научные исследования, и заниматься практикой. Он вошел в штат, его репутация гинеколога быстро росла.
И тут его проект придержали, отвергли, обрекли из-за того, что он не мог ставить опыты.
В двадцать семь он женился на Клэр, дальней родственнице графа Сассекского, бесконечно превосходящей его по происхождению, но его репутация и перспективы уравнивали их.
Его ждал невероятный позор. Он, специалист по деторождению, женился на бесплодной женщине. У него, чьи стены увешаны фотографиями младенцев, которые без его помощи не родились бы доношенными, не было никакой надежды стать отцом.
Когда он начал ненавидеть Клэр? Понадобилось много времени — семь лет.
Это случилось, когда он, наконец, понял, что ей все равно, что ее никогда это не заботило, что ее разочарование было наигранным, что она знала о своем бесплодии, когда выходила замуж.
Он нетерпеливо отвернулся от окна. Ночь опять будет холодной и ветреной. Почему февраль, самый короткий месяц в году, всегда кажется самым длинным? Когда все это закончится, он возьмет отпуск. Он становится несдержанным, перестает владеть собой.
Он чуть не выдал себя этим утром, когда Гертруда сказала ему, что Эдна звонила и сказалась больной. Ухватился за стол, глядя на побелевшие костяшки пальцев. Потом вспомнил. Мерцающий пульс замер, глаза остановились, мышцы расслабились inextremis [14] . Гертруда покрывала подругу. Гертруда лгала.
14
В последний момент (лат.).