И нет этому конца

Липкович Яков Соломонович

В заключение подполковник Рябкин обратился к Горпинченке:

— Старший лейтенант, как рация?

— Радист как будто наладил.

— Очень хорошо. Постарайтесь связаться с бригадой, установить ее точное местонахождение!

— Слушаюсь!

Стоял серый пасмурный день. Поэтому, когда колонна свернула в темный лес, у Бориса появилось ощущение быстро надвигающегося вечера. Хотя было всего шесть часов, подполковник заранее распорядился, чтобы ни в коем случае не включали фары. Приказал он и приглушить моторы. Но последнее оказалось, трудновыполнимым.

Рев от танковых двигателей был настолько силен, что порою не было слышно слов, сказанных рядом. Особенно на танке Горпинченки, куда Борис перебрался, чтобы не видеть Лелеку.

Дорога из-за подступавших к ней лесных сумерек казалась узкой, как туннель. Впрочем, она и была такой. Бойцам все время приходилось наклонять голову, пропуская над собой низко нависшие ветки. Танки шли под сплошной треск придорожных кустов, задевая и перемалывая гусеницами пни.

— Да, с немцами тут не разъехаться! — крикнул Борису стоявший рядом лейтенант Фавицкий, техник по ремонту танковых двигателей.

— Кому-то из двоих придется потесниться, — усмехнулся Борис.

— Регулировщиков бы сюда!

— Наших или немецких?

— Папуасских!

— Фавицкий, вам не надоело трепаться? — обернулся подполковник Рябкин.

— Треп скрашивает жизнь, товарищ гвардии подполковник.

— Уверяю вас, мою — ваш треп не скрашивает.

Фавицкий промолчал: то ли не нашелся что сказать, то ли счел неудобной дальнейшую пикировку со старшим по званию. Борис вспомнил: кто-то говорил ему, что зампотех недолюбливает Фавицкого. Похоже на правду. Но за что? Не за треп ведь, в конце концов…

Борису же Фавицкий симпатичен. Умный, красивый, подтянутый. Очень походит на Юрку. Странно, что он может кому-то не нравиться.

Впереди прыгал на ухабах «доджик». Он то появлялся, то исчезал за поворотом. Находившиеся на нем «черные пехотинцы» держали под прицелом автоматов дорогу и придорожное пространство. Если что, они первыми примут на себя удар. Правда, зампотех предупредил их — сразу же, по обстоятельствам, свернуть в сторону или повернуть назад, чтобы дать возможность действовать танкам.

Борис напрягал зрение: еще недавно можно было различить лица ребят с «доджика». Теперь они все покрылись сумеречной дымкой, смазавшей отдельные черты…

— Ни хрена не тянет мотор!

Это Горпинченко. Он высунулся из башни и доложил подполковнику о неполадках в двигателе. При первых же звуках его голоса Фавицкий оборвал фразу на полуслове и как-то моментально потускнел.

Подполковник посоветовал.

— Прибавьте обороты!

И обнадежил.

— Потерпите! На остановке посмотрит Фавицкий.

Еще раз чертыхнувшись, Горпинченко скрылся в танке…

Борис приблизился к зампотеху.

— Товарищ гвардии подполковник! А может быть, это хорошо, что от наших танков столько грохота? Подумают, что целый батальон, и побоятся напасть на нас…

— …ротой? — иронически продолжил зампотех. — И нападут батальоном? Нет, доктор, лучше нам не переоценивать мощь наших боевых сил.

Подполковник Рябкин прав. В первом же серьезном

бою за какие-нибудь две-три минуты от их механизированного обоза останется мокрое место. Разумеется, это очень эффектно — на некоторое время обмануть противника, сбить его с толку. Но что пользы от этого? Так ни бригаде не поможешь, ни знамени не спасешь. В их положении главное — как можно меньше привлекать к себе внимание, постараться быстрее и незаметнее соединиться с бригадой. Все остальное лишено смысла.

Другое дело — если не повезет, что тоже может быть. Но это дело случая. А случай на войне…

— Товарищ гвардии подполковник!

Опять Горпинченко. Он чем-то сильно взволнован и обрадован.

— Что случилось?

— Кажется, поймали!..

Волнение командира танкового взвода передалось всем. Подполковник даже привстал на цыпочки.

— Где она? Что передает?

— Несколько слов не удалось разобрать… — Ну говорите же, что она передала?!

— Позывные… И три раза повторили: «Помните, мы здесь… Помните, мы здесь… Майнсфельд, Лауцен… Майнсфельд, Лауцен…»

— Майнсфельд — это же южная окраина Лауцена! Стало быть, они отошли туда и там дерутся… Больше ничего не разобрали?

— Сплошной треск…

— Тогда передайте им… Нет, ничего не передавайте. Пока работайте только на прием!

— Есть пока работать только на прием! — ответил Горпинченко и спустился в танк.

Подполковник сел на ящик, поставленный для него на броню, и вынул из кармана шинели свою помятую карту.

— Доктор, посветите, — сказал он, подавая Борису карманный фонарик. — И оба с Фавицким загородите свет.

После того как они прикрыли собой зажженный фонарик, зампотех принялся изучать карту. Потом провел ногтем линию и сказал:

— Вот здесь должны быть немцы.

9

Но первые немцы встретились им раньше. Их было двое. Два дезертира. Они шли по дороге и, увидев «доджик», сиганули в кусты. Чья колонна впереди, они не знали. Можно не сомневаться, что с не меньшей, если не с большей резвостью они спрятались бы, попадись им на пути немецкие машины. Но их заметили. Через несколько минут место, где они находились, было окружено «черными пехотинцами». Ни о каком сопротивлении немцы и не думали. Вышли с поднятыми руками и охотно дали себя разоружить. Вначале их приняли за разведчиков. Но с первых же ответов при допросе подполковнику стало ясно, что они обыкновенные дезертиры.

Высокий немец все время улыбался широкой, обнажавшей десны улыбкой и с готовностью отвечал на все вопросы. Второй — ростом пониже — поддакивал всему, что выкладывал его приятель, но сам говорил мало.

В результате они сообщили много интересного. Выяснилось, что кроме этой есть еще одна дорога на Куммерсдорф — значительно короче. Начинается она в километре отсюда и также идет лесом. Правда, кое-где есть участки, покрытые гатью. Но что один или два плохих участка дороги для таких замечательных танков! Высокий немец шагнул к «тридцатьчетверке» Горпинченки и даже похлопал ее, как коня.