И он увидел
Шрифт:
Вагон дернуло, локомотив начал медленно вытягивать выгоны со станции. Стук колес и обычные звуки поезда немного привели Ивана Петровича в чувство. Он открыл глаза и осмотрелся. Марина сидела напротив и, нисколько не стесняясь, рассматривала его. Старичок лежал на своей полке, отвернувшись к стенке, но судя по всему, внимательно прислушивался, надеясь, все-таки, прояснить что-нибудь для себя.
– Как спалось? – c таинственной интонацией в голосе спросила Марина. От нее, как от женщины, конечно, не укрылось, что во время ее отсутствия что-то произошло.
Иван Петрович переборол себя и, каким смог, ровным голосом ответил:
– Замечательно.
– По вам не скажешь.
– Голова что-то разболелась.
И дальше разговор потек сам собой. Правда, пришлось съесть таблетку, выданную Мариной для лечения «разболевшейся» головы. Но в целом беседа пошла ему на пользу. Через час он уже узнал много нового (и ненужного) из жизни Марины, познакомился с Федором Семеновичем, который спустился сверху попить с ними чаю, и даже посмеялся вместе с ними над анекдотами, которыми Семеныч, как он попросил его называть, сыпал, как из рога изобилия.
Ситуация разрядилась окончательно, и Иван Петрович уже с удивлением вспоминал о произошедшем на вокзале, списав все на свою разыгравшуюся фантазию.
За окном окончательно стемнело. В их купе горела всего одна лампочка, было тепло и даже уютно. Марина, укрывшись одеялом, дремала. Семеныч, напившись чаю и наговорившись досыта, давно спал у себя на верхней полке. Иван Петрович, погуляв по вагону, и почитав расписание, которое вообще-то и так знал наизусть, снова расположился у окна. Через некоторое время, окончательно расхрабрившись, он отодвинул занавеску и посмотрел в окно. Разумеется, ничего необычного он там не увидел, хотя отдаленные опасения в нем все-таки были.
Поезд шел через лес. Его черный контур четко вырисовывался на фоне более серого неба. На горизонте то тут, то там появлялись и исчезали россыпи огоньков, там были большие и маленькие поселения, деревни. Через некоторое время Синицкий перестал различать картинки за окном и погрузился в мысли о завтрашней встрече со своим начальством. На самом деле день его заранее был расписан, и никаких отклонений он бы не потерпел: с вокзала на такси до офиса, два-три часа на деловые встречи, потом обед с его начальником в кафе «Тропик», рядом в переулке. Потом он обычно ходил час-другой по магазинам, выбирая очередной подарок для дочери, снова заезжал в офис за обратным пакетом документов и на такси добирался до вокзала.
В который раз прокручивая маршрут в голове, он не заметил, что состав остановился перед какой-то насыпью, уложенной бетонными плитами. Еще через мгновение сознание прояснилось, он увидел происходящее за окном и волосы на его голове зашевелились.
Поезд стоял под бетонным автомобильным мостом. Сверху светили какие-то синие огни, наверное, освещение самого моста. Откуда-то сбоку доносился противный прерывающийся зуммер сигнализации.
Под мостом, там, где плиты полотна соединяются с насыпью, в полной темноте, стоял человек. На нем была фуфайка, валенки и красный запачканный смазкой сигнальный жилет. На голове мятая зимняя шапка-ушанка. Рядом с ним, на гравии, лежала старая кувалда с черной засаленной рукояткой. Черное от загара лицо заросло серой щетиной и глаза в упор смотрели прямо на Ивана Петровича. Они были настолько мутные, что зрачков было почти не различить, но Синицкий был уверен, что смотрит он именно на него. Губы его медленно шевелились, как будто выговаривая каждую букву.
Синицкий смотрел на него не в силах отвести взгляд. Все его мышцы сковало страхом, горло передавил спазм. В этот момент рука страшного человек начала подниматься, сжалась в кулак, а узловатый указательный палец уперся прямо в него.
Иван Петрович Синицкий потерял сознание.
Он лежал на снегу лицом вниз. Вокруг было очень тихо, только ветер шуршал ветками деревьев и беззвучно перемещал поземку по снегу. Он поднял голову и стер рукой снег со щек и глаз. Он знал, что нужно спешить, скоро все должно начаться, а он совершенно не готов. Руки замерзли и плохо слушались пальцы. Он поднялся на ноги и побрел к сараю, постепенно все сильнее увязая в снегу. У сарая была натоптанная площадка, и, вылезая на нее, ему пришлось высоко задрать ногу и вцепиться в снег пальцами.
Луна светила слабо, и он несколько раз огляделся, прежде чем увидел, что искал. Деревянный пожарный щит, выкрашенный в ярко-красный цвет стоял сбоку от кирпичной будки путейщиков, и его не было видно в тени строения. Он направился прямо к нему. Выбор пал на топор, у которого с обратной стороны обычного лезвия имелся еще и клин, довольно устрашающего вида. Багор тоже неплох, но очень толстая рукоять, будет неудобно держать во время удара. Успел. Он прошагал по дорожке между будкой и сараем и остановился на краю заснеженной поляны. Где-то метрах в ста за поляной чернел лес, который полукругом изгибался от небольшой поленницы и уходил далеко в темноту, туда, куда убегали провода линии электропередачи. Он выбрал место, где не очень скользили ноги, и стал смотреть в темноту леса, повернув слегка голову, чтобы слышать сквозь ветер любой звук.
И все-таки он пропустил. Увидел боковым зрением, когда оно было уже у поленницы. Руки сжали топорище. Подумал: плохо, рукоять скользкая на морозе, а пальцы уже совсем ничего не чувствуют. Не до этого. Оно развернулось и не задерживаясь не на секунду помчалось обратно. Белое пятно размером в два раза больше человека мелькало в темноте за вторым-третьим рядом деревьев со скоростью пули и мгновенно скрылось в дальнем крае леса.
«Сейчас» – подумал он, и не ошибся. Тварь беззвучно летела уже из глубины леса прямо в сторону поляны. Он поднял топор. В этот момент ветер внезапно поднял весь снег на поляне и бросил в него. Сразу все вокруг стало белым и невидимым. Тварь вылетела из пелены и сразу бросилась в чащу, но уже таща с собой за волосы свою добычу. Топор воткнулся в снег вверх клином. Снег опустился на землю, заметая следы.
Последнее что он увидел сквозь мелькавшие стволы деревьев – удаляющуюся будку путейщиков, в окне которого почему-то зажегся свет.
– Иван Петро-о-вич! – Марина сидела за столиком, разложив свои помады-туши, и глядя в малюсенькое зеркальце, что-то рисовала на своем лице.
– Ва-аня-я! – позволила она себе немного пошалить, все равно ничего не слышит.
– Эй, друг! Вставай, приехали! – Федор Семенович решил не церемониться и как следует потряс Синицкого за плечо.
Иван Петрович открыл глаза.
– Доброе утро, друг! Ну ты и спать. – он протянул ему руку – Ну давай, будь здоров-приехали.
Постояв так с протянутой рукой и ничего не получив в ответ, старик кивнул Марине и вышел из купе волоча чемоданчик на колесиках за собой.
Марина, закончив краситься, взяла свою сумочку, перекинула плащ через руку и вышла в вагон. Там она кокетливо обернулась и, послав воздушный поцелуй, пошла к выходу, постукивая каблуками чуть громче, чем нужно.
Дальше все, как в тумане. Пришла проводница, шумная, как паровоз. Мгновенно оценив состояние Синицкого, как невменяемое, заставила его пересесть на соседний диванчик, сама стащила постельное белье, нашла в багажном отсеке его портфель и, накинув на него пиджак и пальто, выпроводила из вагона.