И он увидел
Шрифт:
Расположились за столом. Шеф взял на себя ответственность выбрать для них блюда из меню на столе, и с головой ушел в это занятие. Иван Петрович в это время пошел в туалет умыться, и вернулся оттуда заметно посвежевший. От предложенного шефом коньяка он отказался, сославшись на плохое самочувствие, и никаких подозрений, конечно, не вызвал.
За высоким полуоокошком мелькали только ноги проходивших мимо пешеходов, потом стал накрапывать дождь. Пока они обедали, дождь разошелся, и стало даже слышно, как крупные капли стучат по жестяному козырьку окна. В кафе включили неяркий свет, и в помещении сразу стало уютно и по-домашнему.
Иван Петрович тяготился беседой с шефом. Ему было плохо. Его рациональный ум и вся его внутренняя организация боролись с тем, что ему пришлось увидеть в последние два дня.
Кто эти люди? Зачем они его преследуют? И главное – что им всем нужно от него?
Эти мысли крутились в его голове по кругу, и, не находя никакого более или менее подходящего ответа, взрывали его мозг. Он хотел только одного – чтобы это все закончилось.
Обед подходил к концу. Шеф, уже который раз картинно поглядел на свои часы, давая понять, что ему давно пора. Наконец, он пожал Ивану Петровичу руку на прощание и, расплатившись за обед с барменом за стойкой, вышел. На улице он сел в свою машину и та незамедлительно рванула с места.
Если бы в этот момент Иван Петрович посмотрел в высокое полуокошко над своей головой, он наверное увидел бы, что, как только машина шефа уехала, стала видна противоположная сторона улицы, точнее тротуар вдоль домов. И ноги человека, стоящего на этом тротуаре. Наверное, ничего в этом удивительного нет, стоит человек, ждет чего-то. Но Синицкий так и не узнал, что человек стоит там уже больше часа, что когда пошел дождь – он не сдвинулся ни на сантиметр, так и стоял в луже под дождем, одетый в зимние ботинки и пальто. Но это бы ничего уже не изменило.
Иван Петрович просидел в кафе еще три часа. За это время он выпил две чашки любимого эспрессо и передумал кучу всего. Никаких внятных решений или выводов он так и не сделал, оставаясь в том же смятении, что и после увиденного им на вокзале.
Он вышел на улицу, когда уже стемнело. До поезда оставалось два часа, и Иван Петрович решил часть пути до вокзала проделать пешком. Подняв воротник плаща, он направился вниз по улице. Через три квартала он свернул в проходной двор, для того чтобы срезать дорогу. Когда он вышел из арки во внутренний двор, то обнаружил, что в доме идет ремонт и весь двор завален кучами битого кирпича и обломками старых досок. Он постоял, прицениваясь, сможет – ли пройти через двор без риска сломать ногу в темноте, и решил идти обратно. Когда он направился обратно через арку, увидел на выходе из нее какую-то темную фигуру. Она стояла около выхода спиной к стене, и различить ее можно было только на фоне ярко освещенной улицы. Минуту назад здесь никого не было.
Сердце Синицкого провалилось куда – то вниз. Он сделал еще несколько шагов в направлении выхода. Под ногами громко хрустнул обломок кирпича, эхо пронеслось под сводами арки. Фигура человека осталась неподвижно стоять на месте, даже не предприняв попытки увидеть источник внезапного шума. Иван Петрович развернулся и бросился обратно во двор, теперь его уже не волновали мелкие опасности стройки. Пробежав весь двор, на каждом шагу выворачивая лодыжки на обломках строительного мусора, он ринулся в противоположную арку, видя одну лишь цель – ярко освещенный полукруг выхода на другом конце. Добежав до половины пути, Иван Петрович чуть не закричал от страха и досады – единственный выход к спасению из двора был закрыт сетчатыми воротами из рабицы, на створках висела цепь и новый блестящий замок. Бросив взгляд в обратном направлении, ему показалось, что фигура переместилась уже к выходу во двор. Тут он увидел в десяти шагах от себя вход в подвальное помещение, металлический полукруглый козырек на полуразрушенных кирпичных опорах. Не думая ни секунды он бросился к нему, моля бога о том, чтобы и он не оказался закрыт. Он знал, что подвалы всегда имеют несколько выходов и что это сейчас для него единственный путь к спасению. Скатившись вниз по узким бетонным ступенькам практически на прямых ногах, он обеими руками надавил на обитую жестью низенькую дверь. Она слетела с верхней петли и вывалилась внутрь, повиснув на оставшейся петле. При этом он разодрал себе ладонь правой руки об какой-то торчавший из двери гвоздь. Прыгнув прямо на дверь, он окончательно обрушил ее в подвал, наделав при этом много шума. Это его мало беспокоило, теперь нужно было найти какой – нибудь выход из этого подземелья. Если у двери и можно было что-то различить, то пройдя несколько шагов вглубь, он ослеп. Не видно было даже руки, поднесенной к самому лицу. Вытянув вперед ладонь с растопыренными пальцами, Иван Петрович, по пол – шага двигался в темноту, шаря ногой по усыпанному чем-то мягким полу. Потолок подвала находился прямо над головой, иногда с него на лицо капали мелкие капли воды. Сориентироваться здесь не представлялось никакой возможности, он решил идти вперед, пока не увидит хоть какой – нибудь, свет. После нескольких поворотов он окончательно заблудился и к тому – же уперся в какой-то угол. Он уже в который раз обходил помещение по периметру, нащупывая стены руками, но никак не мог найти выход из этого помещения. После десятка попыток Синицкий в изнеможении и в полном отчаянии опустился на корточки, упершись спиной в этот самый несчастный угол.
В подвале стояла абсолютная тишина. Ни одного звука не доносилось ни из подвала, ни снаружи. Даже мышей, которые обычно всегда есть в таких местах, слышно не было. Зато Иван Петрович знал, что за ним никто не гонится и мог позволить себе время для передышки и собраться с мыслями. Так он просидел в своем углу довольно много времени, успокоился и решил продолжать поиски выхода. Он встал, привалившись к холодной стенке подвала, и в этот момент услышал какой-то отдаленный звук. Иван Петрович напрягся, пытаясь определить, откуда идет звук, и на что он похож. Звук был низкий и ровный, успокаивающий, он никак не напоминал ему шаги или голоса.
Через минуту он понял, что шум идет откуда-то сверху и издалека, и он приближается. Пошарив руками у себя над головой, Синицкий, к своей радости, нащупал какую-то глубокую выемку в стене – это было узкое и глубокое окно-бойница, какие обычно и делали в подвалах домов довоенной постройки. Есть там стекло или нет – было не понять, его рука не доставала до наружного края окна, но само открытие, что в подвале есть окна, его очень воодушевило. К тому – же звук точно шел снаружи, и он приближался. Прислушавшись еще немного, Иван Петрович, теперь уже явно, различил звук мотора приближающейся машины. Шум двигателя показался ему таким родным и знакомым, что Иван Петрович чуть не расплакался. В этот момент приближающаяся машина, очевидно, въехала во двор, и в окне внезапно появился яркий узкий луч света от ее фар. Он поворачивался то вправо, то влево; то вверх, то вниз – машина делала поворот внутри двора. Синицкий развернулся от окна, чтобы успеть увидеть, где находится выход из этого каземата. Повернулся… и мир рухнул…
Прямо рядом с ним, лицом к лицу, освещенные светом фар, стояли люди.
Везде, куда попадал свет, плечом к плечу, голова к голове, молча, стояли люди.
Их глаза, в которых, казалось, совсем нет зрачков, смотрели сквозь него в никуда.
Их губы медленно шевелились, как будто произносили вместе одно и то же заклинание.
Теперь он явственно различил шепот их губ, который теперь казался настолько громким, что хотелось закрыть уши руками.
Ближе всех к нему стояли лысый худой человек, путейщик и девочка в белых гольфах.
В голове Ивана Петровича что-то ярко вспыхнуло, и тут – же начало угасать, в глазах померкло. Падая боком на пол, усыпанный старыми опилками, он увидел снизу последнюю картинку в своей жизни – голова маленькой девочки была пришита к шее грубыми серыми нитками. Длинные швы глубоко врезались в кожу и сверху замазаны зеленкой. «Так вот откуда….» – пронеслось в его голове и в этот момент сознание оставило его навсегда.
Прошел один год.
Мария Ивановна Синицкая, мать Ивана Петровича, возвращалась из хлебного магазина домой, когда ее нагнала бывшая соседка по квартире, Лидия Степановна. Постояли – поговорили о том, о сем – о картошке, о новом доме Степановны, посетовали на старость.
– У тебя Ваня – то, чего, в другой город переехал? – перевела тему Степановна.
Мария Ивановна посмотрела на нее удивленными глазами и сквозь слезы говорит:
– Ты чего, пропал он. Уже год как ищут. Уехал в командировку в область и не вернулся потом.
Степановна поняла, что задела бывшую соседку за живое, но, все – же, посомневавшись, решилась сказать:
– Значит, обозналась я, Ивановна, ты уж извини, я не… Просто на прошлой неделе ехала в вагоне из города – смотрю – стоит мужик, вылитый твой Ванька. Только одет как-то странно, и стоял он в лесу, у какой-то избушки. Но портфель вроде в руке держал. Быстро все было.