И плачут ангелы
Шрифт:
— Другого шампанского на продажу нет во всем Матабелеленде.
— Мистер Родс будет недоволен.
— Ничего, я буду доволен за нас обоих, — заверил брата Ральф. — И скажи ему, что я беру наличными вперед.
Джордан отправился сообщать хозяину дурные вести, а Ральф неторопливо подошел к жениху и положил руку ему на плечо.
— Гарри, дружище, ты должен быть мне благодарен. О твоей свадьбе будут рассказывать легенды сто лет спустя. Кстати, ты еще не сообщил красавице невесте, где она проведет медовый месяц?
— Пока нет, — признался Гарри.
— Мудрое решение, старина. Страна Уанки — это, конечно, не номер для новобрачных в отеле «Маунт-Нельсон» в Кейптауне.
— Вики меня поймет, — не столько
— Разумеется, поймет! — согласился Ральф.
В этот момент вернулся Джордан, размахивая чеком, который мистер Родс нацарапал на рваной этикетке от шампанского.
— Какой подходящий выбор бланка! — пробормотал Ральф, кладя чек в нагрудный карман. — Я пошлю Исази за новым фургоном.
Слух о бесплатном шампанском для всех желающих достиг Булавайо, и город вымер. Бармен «Гранд-отеля», не в состоянии выдержать конкуренции, закрыл опустевший бар и присоединился к толпе, идущей на юг. Услышав новости, судьи досрочно завершили игру в крикет на полицейском плацу, и двадцать два игрока, все еще в спортивной форме, окружили фургон Исази почетным караулом. За ними следовали прочие жители города — верхом, пешком и на велосипедах.
Крохотная церквушка миссии вместила лишь малую часть званых и незваных гостей — остальные заполнили двор, причем наиболее плотная толпа собралась вокруг двух расположенных подальше друг от друга фургонов с шампанским. Обильные возлияния теплого шампанского сделали мужчин громогласно-сентиментальными, а многих женщин заставили расчувствоваться до слез, так что долгожданное появление невесты встретили бурными аплодисментами.
Под руку с зятем и в сопровождении сестер Виктория прошла через расступающуюся толпу к церкви. Красавица невеста — зеленые глаза сия ют, рыжеватые волосы горят на белом атласе платья, — выйдя из церкви под руку со свежеиспеченным мужем, стала просто неотразима.
— Ну вот, формальности закончились, теперь можно начинать праздновать по-настоящему! — провозгласил Ральф, давая знак наспех собранному квартету, где скрипачом был единственный на весь Матабелеленд гробовщик.
Музыканты рьяно заиграли Гильберта и Салливана — к северу от Лимпопо других нот не водилось. Каждый из четверки по-своему интерпретировал «Микадо», так что танцоры могли вальсировать или плясать польку — в зависимости от настроения и количества выпитого шампанского.
К рассвету гости разошлись вовсю, и за церковью вспыхнула первая драка. Однако Ральф уладил ссору, заявив закатавшим рукава драчунам: «Господа, так дело не пойдет. Сегодня мы все веселимся, и размолвкам здесь не место». Прежде чем забияки успели сообразить, что происходит, он врезал обоим — одному правой, другому левой, — уложив соперников на землю, а потом вежливо помог подняться и повел пошатывающихся гостей к ближайшему фургону с выпивкой.
К рассвету второго дня веселье было в самом разгаре. Новобрачные, не желая пропустить такое развлечение, не спешили отправляться в свадебное путешествие и отплясывали под тюльпанными деревьями. Мистер Родс, отдохнув за ночь в своей карете, снова появился, умял приготовленный Джорданом на костре обильный завтрак из бекона и яиц, запил его бокалом шампанского и решил сказать речь. Его обычное красноречие и обаяние усиливались ощущением торжественности момента и горячей верой в то, что он провозглашал.
— Мои родезийцы! — начал мистер Родс, и слушатели с восторгом приняли его слова, усмотрев в них скорее отеческую любовь, чем хозяйское высокомерие. — Вместе мы с вами сделали гигантский шаг вперед, приблизив тот день, когда карта Африки окрасится розовым цветом от Кейптауна до Каира, когда этот прекрасный континент встанет рядом с Индией — великолепный алмаз рядом с сияющим рубином в короне нашей возлюбленной королевы…
В ответ американцы и греки, итальянцы и ирландцы завопили не менее громко, чем собственно подданные «возлюбленной королевы».
Робин Сент-Джон целых полчаса выслушивала излияния Родса, прежде чем потеряла контроль над собой, сбросив маску чопорной холодности, надетую по совету Ральфа. Стоя на веранде дома, она принялась читать свои еще не опубликованные стихи:
Он будто спит с закрытыми глазами, Всегда меланхоличен, кроток, вял. Отец его — коров сюда гонял, Он — ходит за хозяйскими стадами. Он лук тугой забыл, пока годами На посохе персты соединял. Ни разу духу мести он не внял, Без родины оставленный врагами… [7]7
Отрывок из стихотворения Томаса Прингла «Готтентот». Перевод Максима Калинина.
Высокий голос Робин звенел, перекрывая голос мистера Родса, — головы слушателей поворачивались туда-сюда, словно наблюдая за теннисным матчем.
— И это всего лишь начало! — Мистер Родс заговорил громче. — Славное начало, но не более того. Еще остались невежественные надменные люди, причем не все они чернокожие, — даже самый последний тугодум немедленно понял, что Родс намекает на старика Крюгера [8] , бурского президента Южно-Африканской Республики в Трансваале, — и этим людям нужно дать возможность принять защиту Британской империи добровольно, а не повинуясь силе оружия.
8
Имеется в виду Пауль Крюгер (1825–1904) — лидер буров, возглавивший борьбу против британского влияния в Южной Африке, президент Южно-Африканской Республики (Трансвааль), прозванный «дядюшка Пауль», а также «старый лев Трансвааля».
Оратор вновь очаровал аудиторию, захватив ее внимание, и тогда Робин, поддавшись воинственному настрою, разразилась еще одним стихотворением:
Не жаловал он буров никогда — Пускай отверста раны борозда, Все ассегаи — боевой заточки. Кто он такой? Грабитель? — Да. Солдат Войны, где белый бьется с темнокожим. Дикарь? — Конечно. Неизменно рад Он заплатить злодею злом похожим. Язычник? — Коль христианин ты сам, Направь его стремленья к небесам [9] .9
Отрывок из стихотворения Томаса Прингла «Кафр». Перевод Максима Калинина.
Два дня и две ночи бурного веселья притупили мыслительные способности слушателей, и страстная декламация Робин была встречена столь же страстными аплодисментами, хотя, слава Богу, смысла стихов никто не понял.
— Господи спаси и помилуй! — простонал Ральф. — Меня сейчас стошнит от ура-патриотизма и пронесет от поэзии!
Он пошел подальше от соревнующихся ораторов, захватив бутылку шампанского из запасов мистера Родса и посадив на плечи сына. Джонатан, в матроске и соломенной шляпе-канотье, цокал и пришпоривал отца пятками, словно пони.