И пришло разрушение…
Шрифт:
Обиерика был из тех, кто много размышляет о причине разных явлений. Как только была исполнена воля богини, он удалился к себе в обиоплакивать несчастье, обрушившееся на Оконкво. «Почему человеку дано так тяжко страдать за проступок, совершенный им неумышленно?» — спрашивал он себя. Но сколько Обиерика об этом ни думал, ответа он не находил. Он только все больше и больше запутывался. Он вспомнил, как жена родила ему двойню и он выбросил детей в заросли. Какое преступление совершили они? Но богиня повелела их уничтожить: ведь их появление на свет — оскорбление
Часть II
Глава четырнадцатая
Родственники матери радушно встретили Оконкво. Ее младший брат, старик, который приютил их, был ныне старейшим членом семьи. Звали его Ученду, — это он тридцать лет тому назад принял прах матери Оконкво, когда ее привезли из Умуофии на родину, чтобы похоронить рядом с родичами. Оконкво был тогда еще подростком, и Ученду до сих пор помнил, как он выкрикивал с плачем слова ритуального прощания: «Мама, мама, мама уходит от нас!»
С тех пор прошли многие годы. Теперь Оконкво пришел сюда не за тем, чтобы предать земле предков прах своей матери. Вместе со всей своей семьей — тремя женами и их детьми — пришел он сюда в поисках пристанища. Ученду стоило только поглядеть на Оконкво, на его грустное, утомленное долгой дорогой семейство, как on понял, что произошло, и не стал расспрашивать. Лишь на следующий день поведал ему Оконкво всю историю от начала до конца. Старик молча выслушал его и, облегченно вздохнув, сказал:
— Это преступление женское.
После чего стал готовить все для необходимых обрядов и искупительных жертвоприношений.
Оконкво отвели участок под усадьбу и еще несколько клочков земли, чтобы посадить ямс, — близился сезон полевых работ. С помощью родичей матери он построил себе обии три хижины для жен. Потом он поставил в обидеревянные фигурки, изображавшие его чии умерших предков. Каждый из пяти сыновей Ученду принес Оконкво по триста клубней семенного ямса, чтобы дать возможность двоюродному брату засадить свое поле, — с первым дождем надо было начинать посадки.
Наконец пришел дождь, внезапный и бурный. Последние два-три месяца солнце, казалось, непрестанно копило силы, его огненное дыхание обжигало землю. Трава давным-давно вся выгорела, песок жег ноги, словно горящие уголья. Плотное покрывало бурой пыли окутало вечнозеленые деревья. Примолкли в лесах птицы, в зыбком зное тяжко и часто дышала земля. Но вот раздался удар грома. То был злой, металлический, сухой от жажды удар, совсем не похожий на низкие, мягкие грозовые раскаты, сотрясавшие небо в пору дождей. Пронесся сильный порыв ветра, и в воздух взметнулись тучи пыли. Ветер гнул к земле пальмы, взбивая листья в какие-то причудливые, фантастические прически.
Тучи наконец пролились на землю крупными каплями замерзшей воды, которые люди прозвали «небесными орешками». Они были очень твердые и больно били по телу, но
Земля быстро возвращалась к жизни, в лесу весело защебетали птицы. В воздухе едва уловимо повеяло запахом пробуждающихся к жизни растений. Мало-помалу ливень перешел в частый дождь, и ребятишки попрятались под крышами и навесами; все были счастливы, бодры и благодарны.
Оконкво и его семья трудились не покладая рук, чтобы заложить основу нового хозяйства. Но это было равносильно тому, что начать жизнь заново, утратив силу и жар молодости. Это было так же трудно, как учиться в преклонном возрасте делать все левой рукой. Работа уже не доставляла Оконкво радости, как в былое время, и, когда ее не было, он часами сидел в полудремотном забытьи.
Сколько себя помнил Оконкво, его вела по жизни одна заветная мечта — стать одним из старейшин Умуофии. В этой мечте был источник его жизненных сил. Он был уже почти у цели. И вот все рухнуло. Его вышвырнули из клана, и он лежал теперь, задыхаясь, как рыба на песке. Совершенно очевидно, что его бог, его чи,не был создан для великих дел. А человеку не дано подняться выше той судьбы, которая написана на роду его чи.Неверно говорят старики, будто стоит человеку сказать «да» — и читут же поддержит его. Вот ведь сказал Оконкво «да», а его чиответил «нет».
Старый Ученду очень встревожился, увидев, что Оконкво поддался отчаянью. Ученду решил поговорить с ним после того, как будет выполнен обряд иса-ифи.
Амикву, младший из пяти сыновей Ученду, брал в дом новую жену. Уже был уплачен выкуп за невесту, уже были совершены все обряды, кроме последнего. За два месяца до приезда Оконкво в Мбанту сын Ученду и его близкие отвезли пальмовое вино родственникам невесты. Теперь наступило время для последнего обряда — исповеди.
Дома собрались все дочери старого Ученду; некоторым из них пришлось проделать немалый путь из далеких деревень, где они теперь жили. Старшая дочь пришла из Ободо, находившейся в полудне ходьбы от Мбанты. Здесь же были и дочери братьев Ученду. Вся семья была в полном сборе, — вот так же соберутся они вместе, когда в семью придет смерть. Всего их было двадцать два.
Женщины уселись широким кругом на землю, в середине круга сидела невеста, в правой руке она держала курицу. Возле нее занял место Ученду с родовым жезлом предков. Все остальные мужчины деревни стояли вне круга, наблюдая за церемонией. Наблюдали и их жены. Был вечер, солнце готовилось скрыться за горизонтом.
Вопросы задавала Ньиде — старшая дочь Ученду.
— Помни, — начала она, — не скажешь правды, не миновать тебе при родах страданий, а то и смерти. Сколько мужчин лежало с тобой с тех пор, как мой брат впервые изъявил желание жениться на тебе?
— Ни одного, — просто ответила невеста.
— Говори правду, — убеждали ее женщины.
— Ни одного? — спросила Ньиде.
— Ни одного, — ответила невеста.
— Поклянись на жезле моих предков, — сказал Ученду.