И проснуться не затемно, а на рассвете
Шрифт:
Она ушла. Потом вернулась.
– Если это не ты, – сказала она, – если это действительно не ты пишешь всю эту хрень, то куда подевался твой гнев? Ты рвал и метал, когда подумал, что они выдают тебя за христианина. Теперь они выдают тебя за кого-то другого и все стало хорошо? Ты переписываешься с этим парнем?! Позволяешь ему оставлять твиты от твоего имени? Да он тебе даже страницу на Фейсбуке сделал! Куда подевался прежний Пол? Я бы не спрашивала, если бы знала.
– Он здесь, перед тобой. И он до сих пор взбешен.
– Если так должна была закончиться твоя битва с современным миром и ты все равно завел себе блог, Твиттер и прочее, почему бы тебе
Конни всплеснула руками и ушла.
Миссис Конвой была в кабинете № 2, готовила к удалению ретенированный зуб, а я торчал в кабинете № 3 с пациентом, страдающим хроническим бруксизмом. От постоянного скрежетания у него была гипертрофированная челюсть и куча проблем с зубами. Я нигде не мог найти айпад. Сначала ты покупаешь в контору современные гаджеты, а потом все время убиваешь на их поиски. Или попытки понять, как они работают. Эти поиски и попытки начинают занимать в твоей жизни даже больше места, чем лечение пациентов, превращаются во внутренний долг, настоятельную необходимость – найти и использовать вещь, которая стоила тебе тысячу баксов и теперь стала неотъемлемой частью твоей работы. Да плевать на пациентов, кому они нужны? Пациент попросту исчезает. Да и сам ты исчезаешь. Оказываешься в этом странном герметичном мире, где есть только ты и машинка. Вопрос лишь в одном: кто победит?
В поисках айпада я вошел в кабинет № 5 и увидел там еще одного пациента. Судя по стонам, он очень страдал. Бегая глазами по всем поверхностям – не завалялся ли где свободный айпад, – я услышал, как он делает глубокий вдох и бормочет: «А-рам… а-рам…» Я медленно повернулся и, разумеется, увидел в кресле того самого типа.
– Ты! – вскричал я, схватил Ала Фруштика за грудки и поднял в воздух.
– Доктор О’Рурк! – завопил он. – Боже мой, мне так больно!
Я наотрез отказался его лечить, пока он все не выложит.
– Разве вы не улетели в Израиль?
– Ничего не вышло! Я вернулся! И теперь вот попал в беду. Вы единственный врач, кому я могу доверять. Вы обязаны мне помочь!
– Я никому ничем не обязан. Зачем вы создали мне сайт?
– Что? Вы шутите?! Я даже себе не могу сделать сайт! Это какое-то недоразумение!
– Мой адвокат навел справки, приятель. Сайт зарегистрирован на вас. В прошлый визит вы перед уходом признались, что вы – ульм, и я тоже. Поэтому нечего включать дурака, я все знаю.
– Сначала вылечите мой зуб! Умоляю!
Я по-прежнему крепко держал его за воротник рубашки. Схватив с подноса щипцы, я начал изучать его ноздри.
– Ладно, – плаксиво пробормотал он. – Ладно! Ладно!
Я отпустил Фруштика.
Он пригладил измятую рубашку и снова поморщился от боли.
– У них наверняка есть сведения о вашей семье, – сказал он. – Подробнейшее досье, как и на всех остальных возрожденных.
– Досье моей семьи?!
– Все, что вы хотели знать и, вероятно, не знали: кто вы, откуда, к кому принадлежите. К кому принадлежите, доктор. – Забыв о больном зубе, он улыбнулся, но потом быстро возобновил кряхтение и гримасничанье. – Однако сейчас у них другая тактика. Возрожденных уже предостаточно, теперь они ищут среди них тех, кто изберет прежний образ жизни по первому же зову.
– Что еще за возрожденные?
– Люди, которых нашли в мешанине разбавленных кровных линий и вынужденных переселений. Разве с вами еще не связались?
– В некотором смысле.
– Какая безответственность. – Двумя отточенными движениями он поправил поникшие усы, выразив тем самым свою озабоченность и разочарование. – По-моему, это безответственность. Но у них на все есть свои резоны. Послушайте, – сказал он. – Они вам не говорят, так хоть я скажу: вы принадлежите к древнему забытому роду. Его история почти полностью утрачена. Гены доказывают эту вашу принадлежность. Ваша история уходит корнями в глубь веков. У меня, к сожалению, нет конкретных сведений о вашем древе, но у Артура они, несомненно, есть.
– Кто такой Артур?
– Грант Артур. Человек, который вас нашел. Вы принадлежите к ульмам, – сказал Фруштик. – Ваш народ древний, как египтяне, и даже старше евреев.
– Да вам надо все зубы выбить только за то, что вы говорите про евреев!
– Погодите! – вскричал он, отшатываясь в кресле – подальше от моих кулаков. – А что мы такого говорим про евреев? Ничего плохого! Мы солидарны с евреями и используем их просто в качестве отправной точки, ориентира. А кого мы, по-вашему, должны использовать? Индейцев? Лично я считаю, они больше подходят для этой цели. Обвинения в язычестве, массовые убийства, последующая история алкоголизма и суицидов. Закат некогда великой нации. Однако им недостает мирового охвата. Историю евреев гораздо удобней использовать для сравнения. Какая тут конкуренция? Разве можно состязаться в глубине пережитых страданий?
– В Твиттере это звучит так, будто вы им завидуете.
– В Твиттере?.. – Фруштик приподнял брови. – Значит, они действительно начали работать с населением. – Он задумался и нервно почесал бледную ложбину, что пролегала между двумя половинками его усов от носа до верхней губы. – Было много споров о том, как это опасно – привлекать к себе внимание. Но Твиттер… это очень серьезно. Что ж… я помог вам разобраться в ситуации?
– Нисколько. Зачем вы пришли?
Он уставился на меня недоуменным взглядом.
– Зачем я пришел? Зачем я пришел?! Доктор, включите свет и загляните в мой бедный рот!
– Вы говорили, что улетаете в Израиль. Что случилось?
Он покачал головой, вздохнул и снова потянулся к усам: на сей раз погладил их с осознанной меланхолией.
– Вы садист, доктор. Настоящий садист. Мой нерв подорвали ракетой «Р-11», а вы требуете от меня рассказа о неудавшихся религиозных поисках. Где ваше сострадание?
Я прислонился спиной к раковине, скрестил руки на груди и закинул ногу на ногу.
– Ладно, ладно. Так и быть. В самом конце я не сдюжил. Слишком давно живу. Меня воспитали христианином, я столько лет молился… Видимо, ген поклонения Богу у меня в крови, хорошо это или плохо.
– То есть вы не смогли усомниться?
– Да. Хотя у меня были на то все причины. – Он выпрямился и сел в кресле по-турецки. – Вы когда-нибудь слышали о Клиффе Ли, генетике? Докторе Клиффорде Ли из Тулейнского университета?
Фруштик рассказал, что доктор Клиффорд Ли многие годы занимал должность профессора в Центре генетики Тулейнского университета в Новом Орлеане, пока Грант Артур не рассказал ему, что он ульм. Годом позже Ли вместе со всей семьей переехал в Израиль, где начал работу над выявлением генетических маркеров ульмов. Свои исследования и опыты, рассказал Фруштик, внезапно заговоривший как заправский ученый, Ли сосредоточил на модальных гаплотипах, микросателлитах и полиморфизмах уникальных событий, словом, на генетической информации, необходимой для того, чтобы доказать ульмское происхождение конкретного человека.