И проснуться не затемно, а на рассвете
Шрифт:
– В юности я влюбился в одну девушку, – сказал я. – Ее рот стал для меня откровением.
– Я тоже любил пару ртов, однако же стоматологом не стал.
– Мой труд оплачивается куда хуже, чем ваш. Вам бы не понравилось.
Он снова засмеялся.
– Да уж. Но делание денег – это пустая трата времени.
– Вы еще не пробовали убедить пациента пользоваться зубной нитью.
– Непростая задача?
– Я сам иногда сомневаюсь в пользе зубной нити. Но сомнения быстро проходят.
– Я раньше никогда не пользовался нитью, – сказал Мерсер, – а потом вдруг начал и обалдел, сколько всякой дряни скапливается у меня во рту. Типа: ого, да это ж целая голяшка! Ни фига себе!
– Наверно, у вас глубокие десневые карманы.
– Что, они так и называются – десневые карманы? Какая гадость.
– Гадость? В следующий раз я вас позову на удаление ретинированного зуба. Надо крепко схватить щипцы, потом сделать ими несколько «восьмерок» и рвануть изо всех сил. Иногда, бросая зуб на поднос, мне кажется, что нервы еще шевелятся.
Мерсер вытаращил глаза от ужаса.
– Лучше делайте деньги, – подытожил я.
Он встал и отнес мусор в урну. Я не ожидал, что он мне понравится.
За день до этого я посмотрел в Интернете видеоролик. Мерсер выступал перед Комитетом США по надзору и правительственным реформам – рассказывал о финансовом кризисе 2008 года. Тогда он поставил все против системы и выиграл. Безо всякой иронии Мерсер заявил, что этот парадокс лишь доказывает эффективность работы системы. Представитель Калифорнии выразил несогласие и настойчиво попросил Мерсера объяснить свою «удачу». «Удача тут ни при чем», – ответил Мерсер и подробно описал ход своих мыслей на конец 2007 года. Мы слишком долго позволяли себе безрассудную роскошь – выдачу ипотечных кредитов без первоначального взноса, мы пытались защититься от рисков посредством неконтролируемой торговли кредитными дефолтными свопами. Мерсер сделал нелогичный ход, который – и вот еще один парадокс рыночной экономики – на самом деле оказался вполне логичным. «В этой стране умные люди всегда делали деньги на эксплуатации правящих сил. Кто находится у руля – либералы, консерваторы, демократы, республиканцы, – совершенно неважно. Пусть они действуют, а мы изучим их действия и найдем благодатную почву для эксплуатации. Дают беспроцентные кредиты? Взвинтим цены на активы. Индексируют курс валют? Спекулируем на внешнем долге. Правящие круги призваны защищать капитализм, особенно в Америке. Мы должны быть умнее правящих кругов», – сказал Мерсер представителю правящих кругов.
«Если позволите провести аналогию, мистер Уоксмэн, которая сейчас покажется вам весьма натянутой, я замечу, что экономическая система Америки – да и всего развитого мира – своей концентрацией власти и коррупционностью напоминает Католическую церковь в века, предшествующие Протестантской Реформации. Эту систему контролирует небольшая группа инсайдеров, которые охотно пойдут на все, что поможет им получать огромные прибыли и ни с кем не делиться. Впрочем, на этом сходство заканчивается. Почему страдающие от такой системы до сих пор не взбунтовались? Если в случае с церковью люди боялись вечных мук, то сейчас люди – я имею в виду тех, кто живет от зарплаты до зарплаты, сдает машину в автосервис, сам ходит в супермаркет и все такое, – просто не знают, сколь велики масштабы надувательства. Те же, кто хоть чуть-чуть догадывается, безропотны. И вот пока они несведущи и безропотны, их будут эксплуатировать, а они будут терять и терять».
Под роликом была пара сотен комментариев, полных бессильного гнева.
Я выудил из пакета сэндвич и принял на скамейке ту же позу с широко раздвинутыми ногами. В такую жару я почти не ем, но обижать Мерсера не хотелось. Он вернулся к скамейке и, пока я жевал куриную шаверму, поведал мне свою историю.
Он поехал на могилу матери в Рае. На кладбище, когда он уже возвращался к машине, к нему подошел человек с туго набитым саквояжем. Мерсер решил, что это журналист, но потом увидел, что человек совсем не похож на журналиста.
– А как выглядят журналисты? – спросил я.
– Легкомысленными. Или заносчивыми.
– А Грант Артур какой?
– Он выглядел как человек, принесший себя в жертву делу.
Первым делом Артур сообщил ему, что знает, кто он такой – Пит Мерсер, – но этот самый Пит Мерсер не знает, кто он такой. Быть может, эти слова показались Мерсеру любопытными или даже задели его за живое – как бы то ни было, он остановился и решил выслушать Артура. С какими только просьбами не обращались к Мерсеру: основать стипендию для изучающих внеземные цивилизации, пожертвовать деньги на освобождение живущих в неволе слонов, поддержать кампанию по включению рыцарского поединка в число олимпийских видов спорта, подкупить российский парламент и помочь слепой женщине со слепой собакой купить дом в Хэмптонсе. В обычной ситуации Мерсер не усадил бы незнакомца в машину и не стал бы слушать пространных сказок о великом истребленном народе и утраченном наследии. Но на сей раз он именно так и сделал; исследования Гранта Артура его потрясли.
– До встречи с ним я ничего не знал о своей семье. Ну, понятное дело, кроме имен родителей и бабушек-дедушек. Некоторые документы, собранные Артуром, датировались шестнадцатым и пятнадцатым веками. Минут сорок ушло только на то, чтобы их выложить. Потом мы расстались, и первым делом я отдал все бумаги независимому специалисту по генеалогии. Попросил проверить все имена и даты. Она не нашла ни единой ошибки или фабрикации до тысяча шестисот пятидесятого года.
– А потом что?
– Она зашла в тупик. Последний документ Артура датировался тысяча четыреста семьдесят четвертым годом. Оказалось, это очень приятно – узнать, что твой род уходит корнями в такое далекое прошлое, – произнес Мерсер. – Вы испытали похожие ощущения? Или у вас было по-другому?
Я почувствовал себя… не у дел. Фруштику выложили всю информацию о его роде, теперь вот и Мерсеру. А я чем хуже?
– На меня у них другие планы, – сказал я. – Мне ничего такого не показывали.
– Ничего?
– О моей генеалогии – ничего.
– А анализ ДНК у вас взяли?
Я помотал головой.
– Тогда откуда вы знаете?..
Я рассказал ему про сайт клиники, страничку на Фейсбуке и аккаунт в Твиттере.
– Они сделали вам сайт без вашего разрешения?
Я кивнул.
– И все эти твиты писали не вы?
Неужели он был так любезен, купил мне сэндвич, смеялся над моими шутками и вообще решил со мной встретиться исключительно из-за моих твитов?
– Боюсь, что нет.
– Так вы, возможно, и не принадлежите к ульмам. Они вас просто используют!
– Возможно.
Он отвернулся и посмотрел вдаль. Затем хлопнул себя по ляжкам и встал.
– Что ж…
– Вы уже уходите?
– Не хочу отнимать ваше драгоценное время. – Он протянул мне руку. – Огромное вам спасибо за помощь.
Я наконец-то встал и пожал ему руку.
– Разрешите поинтересоваться, чем же я вам помог?
– Серьезные люди не занимаются хищением личных данных других людей, не пропагандируют свою идеологию от чужого имени. На вашем месте я бы нанял хорошего адвоката. Боюсь, вы стали жертвой аферы, и я тоже. Любопытная вышла история… – добавил он, прежде чем уйти. – Жаль, что она так быстро закончилась.
Он наверняка прав, подумал я. Это всего-навсего афера. Стремительный уход Мерсера из парка напомнил мне, что можно мыслить здраво, оставить всю эту смехотворную чушь позади и никогда к ней больше не возвращаться.