И снова уйдут корабли...
Шрифт:
Дик счастливо скалил пасть, увидев вернувшегося мальчика. Аверкин даже не шевельнулся. Валерка снова склонился над стариком, прислушался: спит!
Дрова в камине догорели, в дом из каких-то щелей воровски заползал холод. Валерка вздохнул: Варя почему-то не приезжала. Что ему делать?
Некоторое время он стоял посередине комнаты в глубоком раздумье. Потом, приняв решение, деловито сообщил псу:
— Вот что, брат Дик, оставлять дядю Васю одного нечестно. Он замерзнет. Ты же не умеешь растапливать камин. И в магазин тебя не пошлешь, — он поскреб затылок. — А что, если нам пойти и еще купить ливерной колбасы? Ведь она тебе, кажется, нравится. И мне тоже. А потом будем вместе смотреть альбомы с марками и ждать тетю Варю.
На третий день с утра приступ у Аверкина пошел на убыль. Очнувшись и обнаружив в доме непокорного беглеца, он испытал отчаянье, и оно придало ему силы. Голова гудела, в глазах стояла муть, но он решил, что лучше упадет в дороге, чем продержит в доме мальчишку хотя бы еще час.
— Пойдем!
— Я сам! Честное слово, я сам!
— Нет! Я провожу тебя до самого вагона.
Они медленно двинулись к станции. Одной рукой Аверкин опирался на Валеркино плечо, другой на трость. Впереди понуро плелся Дик, предчувствуя скорое расставание.
Всю дорогу старик молчал. Наверное, ему трудно было разговаривать на морозе. Валерка грустно глядел себе под ноги и представлял, как отец на мелкие кусочки ломает его трехмачтовый фрегат и останки корабля, будто мусор, бросает в помойное ведро.
Недалеко от станции на белой зимней дороге они увидели три темных фигуры. Под ногами идущих навстречу звонко похрустывал морозный снег. Идущие торопились.
Это были Валеркины родители и с ними незнакомый мужчина.
Мать судорожно вцепилась в сына и заплакала. Отец шагнул к Аверкину.
— Вы — негодяй! — большие шоферские кулаки сжались, казалось, отец собирается драться.
Валерка бросился на помощь старику.
— Нет! Нет! — в отчаянье закричал он. — Это неправда! Он больной. Он очень больной! Я не мог, не мог его бросить!
Аверкин стоял, повинно уронив голову, трость, на которую он опирался, глубоко ушла в снег, спина старика согнулась горбом — казалось, вот-вот упадет.
— Не трогай дядю Васю! — кричал мальчик.
— Молчи! — осек сына Прохоров. — Мы с тобой поговорим дома!
Аверкин поднял на Прохорова вдруг вспыхнувшие глаза:
— Послушайте! — тихо и печально произнес он, — Пожалуйста, будьте осторожны с мальчиком. Это же человек! Вы, наверное, не ведаете даже, что это — человек!
Капитан любил угощать гостей крепким чаем. В его каюте на видном месте стоял электрический самовар, и хозяин лично сам заваривал чай, строго соблюдая требования какого-то особого экзотического рецепта заварки. Чай у него был действительно неплохим, но мне думается прежде всего потому, что крепким.
Капитаном он стал недавно и уже создавал на борту судна ведомые всему экипажу капитанские обычаи — у каждого капитана должны быть свои. Этот утверждал славу завзятого чаевника.
Пока хозяин каюты колдовал над заваркой, я прошелся по его просторному кабинету, остановился возле иллюминатора, заглянул в море. Оно было спокойным и мягким, и не поверишь, что только вчера неистовствовал за бортом очередной лихой карибский ураган. Где-то уже недалеко от нас за горизонтом лежали берега Кубы.
Под иллюминатором на маленьком, полированного дерева столике стояла деревянная коробка, которая давно привлекала мое внимание. Скорее, это была шкатулка с изящной резной крышкой, с хитроумным орнаментом, в который был врезан старинного образца якорь. Работа наверняка старинная.
— Для сигар? — решил выяснить я.
Капитан пояснил:
— Компас. Начало прошлого века. Употреблялся еще в парусном флоте.
— Вы им пользуетесь?
Он рассмеялся:
— Нет, конечно! Просто память об одном человеке, которого, увы, уже нет в живых.
Он на секунду задумался, задержав руку на крантике самовара.
В этот момент задребезжал звонок в телефонном аппарате на письменном столе. Мой хозяин не торопясь подошел к столу, спокойно поднял трубку, спокойно обронил в микрофон:
— Капитан.
Выслушал чье-то короткое донесение, кивнул:
— Понял.
Кладя трубку на место, сообщил:
— С мостика звонили. Локатор уже нащупал Кубу. — Взглянул на меня вопросительно — Вы раньше бывали на Кубе?
— Нет!
— И я впервые… — Он улыбнулся широко и счастливо. — Выходит, Куба для нас с вами еще неоткрытый остров.
А на Родине снег
Универсальные магазины в центре города, и добраться до них не так-то просто. Гурьев поймал развалюху-такси, в котором пахло кислятиной, а шофер-старик, разморенный зноем, клевал за рулем плоским африканским носом и временами тяжко вздыхал, обнажая беззубый рот. Должно быть, невеселая у старика жизнь. А может быть, он вовсе и не старик. Наверняка моложе Гурьева. Здесь к сорока годам ресурсы человека подходят к концу. Африка!
На подъезде к центральным улицам натолкнулись на трэфик — густой поток автомобилей, который двигался с черепашьей медлительностью.
…Нелепая потеря времени! А у Гурьева всего два дня… Он расплатился с таксистом, дал ему вдвойне, поскольку канун рождественских праздников — так здесь положено. Решил пешком — так быстрее.
Белые в этом городе не слоняются по улицам. Белые состоятельны — у них у всех автомашины. Да и ходить пешком им здесь непросто. Только увидят белокожего, как тянутся к нему со всех сторон: ботинки почистить, чемодан поднести, продать какую-нибудь безделицу… В городе полно безработных.