И тысячу лет спустя. Ладожская княжна
Шрифт:
Угадав ее мысли, Анна вышла из-за дерева и уверенным (почти) шагом направилась к Марне. Та была так занята рассматриванием сарая, что не сразу заметила подругу.
— Здравствуй… — окликнула ее Анна, подойдя совсем близко, коснулась плеча.
Марна тут же отскочила от забора, словно бездомная кошка, увидевшая собаку, и вынула из-за пояса нож, сжала его рукоять длинными пальцами.
— Марна! — воскликнула Анна, машинально схватилась обеими руками за живот и сделала шаг назад, не сводя глаз с сияющего лезвия в руках девушки. Ее сердце колотилось
— Прости… прости… я бы… никогда… — Марна и сама отступила назад, стыдясь своей реакции — что-то в ней изменилось с последней встречи дома. — Прости меня, пожалуйста. Я не хотела тебя напугать… Это просто… машинально так вышло…
Девушка размахивала ножом, не зная, куда девать руки, всегда готовые к атаке и обороне. Она была похожа на крошечного воробья с поломанными крылышками, который попал на дорогу и не знал, куда прыгнуть, чтобы не угодить под колеса.
— Кто довел тебя до такого? — спросила Анна, хмурясь и все еще держась за живот, который тянуло — Марна обратила на это внимание и изобразила на лице нечто подобное улыбке, но глаза ее совсем не улыбались.
— Некоторые истории должны оставаться не рассказанными…
— Может быть, их можно показать? Где твой ребенок? Это девочка или мальчик? Давай вернемся на рынок и купим молока.
Осунувшееся лицо Марны обрело цвет. Она подняла глаза, и они заблестели, полные благодарности. Либо Анна была слишком глупой, либо смелой — если уж не сбежала от дикарки с ножом, будучи беременной.
— Только при одном условии, — командовала Анна, словно говорила с собственным ребенком. — Выброси этот нож сейчас же!
Марна сжала пальцы сильнее, чувствуя приятный холод металла на своей коже. Как много глоток вскрыл этот нож и в скольких сердцах он побывал! Этим же ножом она перерезала собственную пуповину. Этим же ножом чертила имена на надгробных плитах. Этим же ножом…
— Марна! — голос Анны стал громче, жестче.
Девушка повернулась лицом к забору, прицелилась и выпустила нож. Он засвистел, разрезая воздух, и, наконец, воткнулся в дальнее вишневое дерево, напугав корову. Та замычала и побежала в сарай, хвостом разгоняя мух. Никакой нож не стоил того, чтобы печалить любимого человека, даже если ковал его другой любимый человек… (нет, Марна, конечно же, вернется за ним чуть позже).
Марна шла впереди. Анна держалась чуть позади, чтобы быть на безопасном расстоянии и видеть руки дикарки полностью. Она и сама не понимала, зачем шла по той скользкой опасной дорожке, и почему так хотела быть спасателем, покуда ее даже о том не просили. Но каждый раз, когда Анна смотрела в глаза Марны, сердце ее сжималось, а ребенок в чреве пинал ножками. Марна же знала ответ на тот вопрос, пусть и не с самого начала. Теперь многое вставало на места. Вода поглотила ее и выплюнула в 1996 не просто так. Рузи Кара предупреждал.
Они подошли к кирпичному рыжему зданию, заросшему бурьяном. Им оказалась церковь, когда-то закрытая на реконструкцию, но так и не дождавшаяся каких-либо работ.
— Я не пойду внутрь… —
Марна повернулась к матери, будущей матери, бывшей матери, улыбнулась, кивнула головой.
— Ты боишься меня. Это правильно. Я понимаю… Ну… Вот здесь я живу… — девушка пожала плечами.
— Это ужасно, Марна, — протянула Анна, сдвинув брови. — Я подожду тебя здесь. Забирай ребенка, и мы пойдем домой.
— Домой? — повторила шепотом Марна, и ее красные губы дрогнули.
Дом. Родительский дом. Каково это быть под одной крышей с мамой и папой?
Марна расцвела. Она быстро пролезла через дыру в заборе, которую сделала сама, отодвинув одну из досок, и скрылась в здании через окно. Анна заметила, как девушка торопилась. Марна в действительности делала все впопыхах, будто она могла опоздать, будто Анна могла исчезнуть, будто мог исчезнуть родительский дом, который всегда был лишь призраком. Спустя пару минут она вернулась обратно со свертком в руках. Розовый младенец с рыжим пушком на голове янился от голода и солнечного света, к которому не привык.
— Позволишь?.. — Анна протянула руки, и Марна с удовольствием передала ей младенца. — Ох, это девочка… Как же зовут эту красивую малышку?
Марна пожала плечами и принялась ломать пальцы рук от смущения.
— У нее нет имени? — вдохнула Анна. — Пойдем домой… Покормим вас.
Когда Дуглас вернулся от клиента и застал свою жену и воровку тортов за обеденным столом, его гневу и удивления не было границ. Однако он того не показал — лишь позвал Анну в спальню, чтобы та прояснила ему сложившуюся ситуацию. Она целовала его руки и убеждала в том, какая Марна хорошая девушка и в какой беде она. Дуглас ходил по спальне кругами, принимая решение.
— Она живет на улице! С месячным младенцем! Сегодня я встретила Марну, когда она хотела купить немного молока. Купить, Дуглас. Ее муж погиб.
— Анна… — Дуглас сел на кровать и позвал жену в свои объятия, протянув руки. — Ты знаешь меня. Я лишь волнуюсь за тебя. Тем более — в твоем положении…
— Если ты так волнуешься за меня, то позволь Марне остаться здесь… пока она не найдет работу и новый дом. К тому же, я смогу помочь ей с ребенком… Узнаю, каково это — быть матерью…
— Я позволю только потому, что сам нахожусь и работаю дома. Я не буду спускать глаз с этой девушки, но и ты пообещай мне… Хоть один неверный шаг с ее стороны — в твою!.. и я…
На том и договорились. Вопреки опасениям Дугласа, Марна была ниже травы и тише воды. Она будто сама была ребенком, который только учится ходить и познает мир. Марну поселили в гостевой спальне вместе с Мариной — такое имя дала Анна младенцу, и Марна согласилась.
— А ты дашь имя моей дочке! — улыбалась Анна. — Ты уже знаешь, какое? Нет? Ну, думай!
Марна помогала Анне на кухне, намывала полы и стирала в ручную вещи, поливала цветы, ходила на базар и всегда возвращалась. Однажды Анна пришла домой с полными сумками из магазина тканей.