И тысячу лет спустя. Ладожская княжна
Шрифт:
— Ефанда? Ты ли это?.. В Вальхалле я?.. — пробормотал он, протирая глаза, но так и не встал с места, не в силах поверить в увиденное.
Она стояла перед ним с душистым венком в руках и сжимала его пальцами так сильно, что с него на тюремный пол падали цветочные лепестки.
— У нас, у словен, есть традиция… — прошептала она. Казалось, даже промямлила, так как слова давались ей с трудом. — Сплести венок и отдать его тому, кто… — она всхлипнула и замолчала.
— И вправду, в Вальхалле, — радостно прошептал Синеус и закашлялся. Месяц в сырой
Он встал с лавки, пятерней расчесал черную безобразную бороду, чтобы не отпугнуть Ефанду своим ужасным внешним видом, и подошел к решетке.
— Моя любимая… — не стесняясь, обратился он к Ефанде, думая, что это всего лишь сон. — За что наградили меня боги? Или умер я все же не в темнице, а в бою, чего не помню?.. Как я умер, Ефанда? Отомстил ли я за братьев? Простил ли меня Райан?
Он обнял пальцами решетку и заплакал. Он плакал о Рёрике, плакал об Утреде, о доме своем, о Райане и о Ефанде — обо всех и обо всем, что безвозвратно потерял. Синеус хотел уйти, хотел вернуться назад в свой сырой темный угол, но Ефанда вдруг положила руку на его пальцы, обвивающие железные прутья.
— Ты не спишь, Синеус. Не погиб в бою, Харальд. Ты жив, и я настоящая.
— Ефанда?..
Синеус закрыл лицо другой рукой, чтобы спрятать слезы, от которых ему вдруг стало стыдно. Ефанда плакала вместе с ним.
— Жив ли мой брат?.. Жив ли твой муж?.. — казалось, он бредил.
— Нет, Харальд. Рёрик мертв, — Ефанда задыхалась от слез, но держалась изо всех сил, оставалась сильной.
— А Райан? Он простил меня?
— За что же ему прощать тебя, Харальд? Он всего лишь твой трэлл…
Синеус молчал. Ефанда просунула меж прутьев уже потрепанный и лысенький венок и протянула его Синеусу.
— Сделаешь ли ты меня своей женой, Харальд?..
— Разве это можно сделать так? Без свидетелей?
— Боги нам свидетели…
Глава 5
Вишневый пирог
Марк бродил по развалинам тысячелетнего монастыря и крутил меж пальцев один из дирхамов, что он однажды нашел у Марины в коммуналке. Он вдруг увидел заросли черной ольхи, что бросали длинные запутанные тени на дорогу.
— Какие могущественные… — отметил Марк сам себе шепотом.
Под раскидистыми ветками ольхи, действительно, могло бы поместиться несколько футбольных команд. Аристов уселся под дерево у самого его ствола и вытянул ноги. Он все смотрел на дирхам и крутил его меж пальцами. Перед глазами замелькали картинки. Некоторые вспышки памяти. Вот и Бруни вернулся домой раненый, а на его шее блестит от воды дирхам. Мирослава, зарытая в землю Старой Ладоги с дирхамом на шее. Десятки подобных монет в коммуналки Марины.
— Кажется, ты и есть тот самый знаменатель, — догадался Марк. — Но как именно и почему? Прежде я думал, что Мирослава перемещалась через воду, но должно быть еще что-то. И это ты… — Аристов сжал монетку в кулаке. — Знает ли и Марина секрет дирхама? Может ли она делать то же самое?.. Как же мне
Аристов поднялся в полный рост и еще раз взглянул на развалины монастыря. По его коже прошел холодок. Любимый монастырь Райана. И Мирославы тоже. Весь вечер того же дня Аристов провел за ноутбуком в поисках информации о дирхамах.
— Установлено, что первый клад арабских дирхамов был зарыт недалеко от села Старая Ладога, — читал Марк вслух. — Арабские дирхамы попадали в Русь путем торговли, обмена или же завоеваний. Мне это ничего не дает… Только ты знаешь больше.
Вдруг телефон его завибрировал. Звонил дежурный коллега.
— Я не могу долго говорить, — быстро заговорил Марк. — У меня роуминг.
— Аристов! — но то был голос вовсе не дежурного, а самого начальника отдела. — Немедленно возвращайся домой!
— Товарищ подполковник… Я… я не могу. Я же на лечении…
— Я должен снять тебя с дела. Ты решил Новикова в тюрьму упрятать? Без единой улики? Да ты знаешь, что нам за это будет? Ты знаешь, кто этот мужик такой?! Мне сам мэр звонил за него спрашивать!
— Товарищ подполковник…
— Это было вовсе не самоубийство. И у нас есть новая подозреваемая. Мы почти раскрыли дело за неделю! А что ты делал все эти месяцы, Аристов?
— О чем вы говорите?
— Новиков нам все рассказал. О твоих допросах вне работы. О связи с некой Мариной, которая навещала пропавшую в больнице. Стоило только чуть-чуть потянуть за нужные ниточки, и вот мы уже знаем ее адрес, берем ее отпечатки, а они совпадают с отпечатками на трупе. Также ее ДНК были найдены под ногтями убитой. Только где теперь сама эта Марина, Аристов?
— Хорошо, я… — в ушах засвистело. Марк осознал, что ему впервые было страшно. — Товарищ подполковник, я уже вышел на ее след. На самом деле я… не на лечении. Я в Ирландии, потому как подозреваемая успела удрать, и я… я…
— Какого хера, Аристов?! Скажи, что я ослышался, сучий ты сын!
— Я почти взял ее, — в голосе Марка слышалась угасающая надежда на то, что подполковник смилостивится и поймет его. — Марина МакДауэлл в Ирландии, и я приехал за ней.
— Ты отстранен от дела.
— Товарищ подполковник, я могу все… Я знаю, что стало с пропавшей. Я все узнал, я…
— Пошел на хер, Аристов! Я тебе устрою! Я тебя засажу еще за это! Предатель родины! Только появись здесь!
— Товарищ подполковник…
— Засажу! Услышал меня, мразь такая?! Да ты знаешь, что мне за это жопу порвут?!
Гудки. Марк дрожащей рукой положил трубку на стол. Он усмехнулся сам над собой. Еще месяц тому назад, он бы и сам послал начальника на три буквы, а после разговора с ним разгромил бы всю комнату. Но теперь он только сидел. Ровно и неподвижно. Ему не хотелось ничего. Но только проснуться. Проснуться в питерской серой квартире, когда он еще не знал никакой Марны и не любил никакую Марину, пойти на работу и искать пропавших стариков с Альцгеймером, должников, гастарбайтеров, детей из неблагополучных семей и преступников.