И тысячу лет спустя. Трэлл
Шрифт:
Однажды, когда Рёрик менял кафтан, она спросила у него, кто оставил такие глубокие шрамы на его спине. Конунг рассказал ей давнюю историю о схватке с Рагнаром Лодброком.
— И это сделал он?
— Нет! — рассмеялся Рёрик. — Проигравший должен был сражаться с медведем! Я был тем проигравшим! И я выжил!
И с тех пор конунг не прекращал рассказывать свои истории, даже если Марна него не спрашивала. Он поведал ей о своем детстве и о Фризии, о походах на Ирландию и о том, как мечтает вернуться домой в свой фьорд.
С Иттан у Марны случилась особая
Марну усадили на колени, и Рёрик острым лезвием обрил ее правый и левый виски. Вёльва видела, как рыжие локоны падают к ее ногам, но ей было весело. Свою боль она решила заглушить снадобьем. Брит завел ритуальную музыку, Иттан — песню, и конунг взял иглу. Другой слуга держал миску с краской, а остальные викинги подвывали и хлопали ладонями о свои бедра.
— Да здравствует вёльва! — воскликнул конунг и нанес первую линию над ухом.
Марна сидела на коленях, стиснув зубы. Тот час показался ей вечностью. А когда все было кончено, викинги ликовали и поздравляли ее. Иттан закончила песнь, подошла к вёльве и поцеловала ее по-сестрински в губы.
— Я заплету тебе косы, чтобы волосы не мешали ранам зажить.
Так вёльва получила свои первые рунические татуировки. А после них — все пошло само собой. И песни, и игры с конунгом в тафл, и разговоры с Иттан, и эль, который вёльва пила на скорость, соревнуясь с другими викингами. Победивший получал за это целый дирхам!
Ярл Харальд, наблюдавший за весельем в драккаре конунга, свирепствовал. Он ненавидел вёльву и ненавидел видеть то, как конунг Рёрик прикипал к ней всем сердцем.
Иногда варяги, проходя мимо какой деревни, спускались на маленькие лодочки и подплывали к берегу. Нет, они не работали в деревнях, чтобы получить пресной воды или кусок мяса — только обнажали мечи, и все им было дано. Вадим ничего не мог сказать против. Они и сами враждовали с соседними племенами, и все же варварство Рёрика ему не нравилось. На убийства и изнасилования варяги пока не решались. Не хотели начинать волнения и вражду со словенами раньше времени.
Так, в одной из прибрежных деревушек, Иттан и Глеб, наконец, оказались на одной суше. Они видели друг друга, улыбались друг другу, но не могли подойти и обняться. Иттан видела, что у Глеба больше не было руки, но то не уменьшило ее любви к словену.
Вёльву на берег не выпускали. Она ожидала, прикованная к мачте, и еще несколько воинов оставались на драккаре, чтобы ее охранять, пока конунг выходил на сушу.
— Эй! — кто-то позвал
Харальд стоял в полный рост на корме соседнего драккара и обращался к ней.
— Как часто ты думаешь о смерти, вёльва?
— А как часто ты думаешь об Ефанде, ярл? — последовал немедленный ответ. — У Катарины был длинный язык, согласен?
Еще до того, как отправиться в свое последнее путешествие, Марна выведала у Райана все самые страшные секреты о Харальде, чтобы знать, куда бить, когда придет время.
Синеус замолк. Он смотрел на Марну широко распахнутыми глазами, будто увидел самого морского змея. С тех пор он с ней не говорил, но от мысли убить ее не отказался. Тем более теперь, когда она знает даже больше, чем слишком. Теперь она угроза не только потерять Райана, коего он уже потерял с точным намерением вернуть, но потерять брата и свой клан.
— Эй, Синеусик! — Рёрик крикнул ему, проплывая на лодке мимо драккара ярла. — Говорят, в этой деревне гостил некий рыженький паренек по имени… Ратибор.
— Я не знаю такого!
— Говорят, никогда прежде они не видали таких рыжих, как солнце, и высоких, как богатырь!
Синеус и Марна переглянулись. Теперь они знали, кто такой Ратибор, и каждый из них хотел получить Райана, но только одному Райану было известно, что он делал в тех краях и за чем шел.
— Он следует за вёльвой, — предположил Рёрик. — Так что, если хочешь получить своего трэлла обратно, не разевай на нее свой рот лишний раз. Если ты еще не понял. Она моя вёльва. И я легко забуду, что ты мне брат, потому что боги мне дороже.
Харальд ничего не ответил. Он только спрыгнул обратно в судно и скрылся где-то внутри.
На следующий день гроза вернулась, и Рёрик снова просил вёльву спеть для него и для его воинов, чей боевой дух таял и ускользал, как песок меж пальцев.
— Ну? Есть ли у тебя любимая песнь, вёльва?
— Только на моем языке!
— Так пой!
— Пой! — подхватили воины, работая веслами. — Пой, вёльва!
Марна сделала глубокий выдох, но все же решилась. С другой стороны, ее злость на конунга даже поубавилась за последний месяц. Он ничего дурного не сделал ей. Более дурного, чем посадить на цепь и приковать к мачте. Она всегда была сыта, и у нее была своя личная фляжка с водой. К ней был приставлен личный черпальщик, и он ответственно справлялся со своими обязанностями, если вёльва совсем срочно хотела по нужде и не могла дотерпеть до ближайшей высадки.
— Хорошо…
Марна встала в полный рост, покачиваясь от сильного буйного ветра. Майские ветра теплые, но злые. Они приносили с собой запах весеннего благоухания, а еще смерти.
— Подставлю ладони — их болью своей наполни!
— Мы не слышим тебя, вёльва!
— Наполни печалью, страхом гулкой темноты!
— Вот так! — пронесся гул по всему драккару, и войны начали грести в один ритм с вёльвой, а Брит все играл и играл, раздувая щеки.
— И ты не узнаешь, как небо в огне сгорает! И жизнь разбивает все надежды и мечты!