И тысячу лет спустя. Трэлл
Шрифт:
— Есть что-то еще? О чем мы еще не знаем, наш дорогой конунг?
— Да. После того как я захвачу Хольмгард, я заберу всех славян, обучу их военному делу. Быть может, зайду еще в какие-нибудь города, как зашел в Алаборг, где правил Олег. Что, если мы потеряли Фризию, чтобы обрести нечто большее? — глаза Рёрика от самодовольной улыбки стали узкими.
— Когда мы плыли сюда, мы не договаривались забирать чужие земли и богатства, — не согласился Синеус. — Мы лишь искали пристанище, чтобы собраться с силами и вернуться домой. Они тоже язычники. Как и мы.
— Как мы? Как кто? Якшаешься с христианами!
— Не знаю… — прошептал Харальд.
— Будешь знать, когда все увидишь своими глазами. Хольмгард — это золотая жила. Они богаты. Неприлично богаты! Я видел базар, полный купцов, иранских, арабских, еврейских. Я видел так много железа, что теперь оно снится мне. А сколько через этот гард идет рабов! Женщин! Немыслимой красоты! Плодородных женщин! У них есть меха, ткани, бусы, серебро. Эти славяне умудрились даже где-то достать моржовые клыки! Они делают свечи и топливо из моржового жира! Говорят, все дороги ведут в Рим! Нет, мой брат! Ныне они ведут в Хольмгард!
— Но брат… — Утред снова попытался что-то сказать, слова никак не шли.
— Молчи! Как от воина толку от тебя никакого, так послужи своему народу и мне хотя бы так! Принесешь немного пользы своим существованием. Ольга красива собой и только цветет с каждым годом. Мне самому удалось ее повидать. Присунешь свой стручок в ее цветочек и будешь нежиться в постели. Что еще тебе нужно? А как только мы вернемся домой в Дорестад, заберешь девчонку с собой. Ну или убьешь. Мне все равно. А, быть может, я и вовсе оставлю тебя править в Хольмгарде и следить там за торговлей, когда он будет наш.
— Правильно ли я понял, дорогой брат, что твой план — это объединиться со славянами против хазар, но тут же воткнуть им меч в спину? — спросил Харальд.
— Именно так. Ты только представь! Славяне воюют с хазарами, а мы оборачиваем наши мечи против них же! Им не выбраться оттуда живыми!
— И наше малочисленное войско должно справиться и с хазарами, и со славянами? Мы уступаем им в количестве!
— Потому-то мне и нужны другие племена, чем я и занимаюсь, Харальд! Все эти племена враждуют между собой! Пока славяне будут заняты хазарами, древляне будут заняты славянами. Ну не чудно ли? А ты, Утред, сделаешь свое дело. Твой брак закроет им глаза на некоторое время. Потом, как я и сказал, можешь прикончить ее. Или пустить по кругу.
— Ты со всеми женщинами так? — Синеус с разочарованием покачал головой, его сощуренные глаза из-под густых черных бровей метали молнии. Он намекал на Ефанду. — Всех женщин используешь в своих целях?
— В нашей истории разве было когда по-другому? Для того женщины и были рождены. Такова их судьба. Такова воля богов. И не тебе об этом говорить, Харальд… не тебе упрекать меня.
Синеус
— Пошлите за Ефандой. А после жду ту женщину, что до сих пор визжит как свинья. С тобой, — он обратился к Утреду, все еще прислушиваясь к крикам и зовам, которые доносились из глубины крепости, — мы поговорим позже. А пока идите. Я привез вам хорошего вина, мехов, разного другого добра и женщин из Хольмгарда. Неблагодарные вы сукины дети, — он, наконец, улыбнулся, будто никакого напряжения между братьями до этого не было, и поднялся из-за стола.
— Но мы не закончили, — отрезал Синеус.
— Значит, закончим позже, на общем собрании. А теперь уходи. И ты тоже, Утред. Я не видел свою жену два месяца, и знаете ли, такое не ждет, — Рёрик показательно схватил себя за естество и потряс рукой, будто показывая, каким могучим и тяжелым оно было. — Ты, Синеус! Спроси у своего трэлла о женщине. Я привез тебе такую женщину, какая и не снилась тебе! Волос — будто крыло ворона! А живот!
Харальд и Утред молча вышли в коридор.
— Брат, пожалуйста, помоги мне, — Утред тут же подбежал к Синеусу и положил свои руки на его плечи. — Уговори Рёрика оставить меня.
— Я… он конунг. Его слово всегда будет последним.
— Прошу тебя. Помнишь, как однажды ты уговорил его оставить Райана в живых, когда он распял мальчишку на кресте? Ведь ты смог! Смог уговорить! Хотя даже боги бы не смогли тогда остановить его веселье! А что же я? Я же твой брат!
Синеус задумался, но ответа так и не дал, а молча ушел послать за Ефандой. Сам же, не удержавшись и подавив свою злость на брата, ушел на поиски рабыни, привезенной для него. То была женщина невиданных и незнакомых ему прежде кровей. С острым разрезом глаз, что можно пораниться. Маленьким носом, что Синеус не понимал, как она могла дышать. С красными губами, будто спелая ягода. Он взял ее в тот же час в хлеву, вымещая всю злость на брата на бедную девушку, что тихо стонала и плакала под его тучным телом. А затем, выйдя из хлева, он сделал ножом засечку на своем плече — так он считал всех женщин, покоренных им. И потому вся его рука была покрыта шрамами — от указательного пальца до плеча.
***
Когда Ефанда зашла к своему мужу с младенцем на руках, Рёрик выглядел раздосадованным. Девушка мягко улыбнулась, хотя страх и смущение сковывали все ее движения. Она положила сына на лавку, устланную мехами, и поцеловала его крошечные ладошки.
— Я думал, ты оставишь его Катарине, — недовольно бросил Рёрик, расстегивая льняную рубаху и оголяя мясистую волосатую грудь.
— Катарина занята той девушкой, которую ты велел привести, — тихим голосом ответила Ефанда, искренне не понимая, почему ее горячо любимый муж так недоволен. — Неужели ты не истосковался по Игорю? Взгляни же на него! Как он подрос! Наше дитя теперь улыбается!