И тысячу лет спустя. Трэлл
Шрифт:
— Что, если она из знатных? М-м-м? Жена какого-нибудь конунга или ярла, что попала в беду? Что, если она своя? Хочешь сделать ее рабыней? Хорошо, если это не так и к нам не придут, чтобы вытащить кишки наружу. Потому что тебя я отправлю отвечать первым, — Рёрик ткнул жирным от курицы пальцем в грудь Синеуса. — Что, если она из соседних племен? Ее выкуп может послужить нам на руку. Как только мы будем уверены, что нам ничего не угрожает и она никому не нужна, делай с ней все, что хочешь. Мне плевать на эту девчонку. Я о своих людях думаю.
— Если она из своих, тогда почему
— А если она такая, как твой пес, так почему не говорит на его христианском языке? — усмехнулся Рёрик и вернулся к курице, не желая продолжать разговор.
Олег слышал их, но молчал. Он лишь запоминал. Иногда Олег бросал неоднозначные взгляды в сторону чужестранки, что сидела за столом ссутулившись, боялась сделать лишнее движение и привлечь лишнее внимание. Он хотел поговорить с ней, но пока не знал, как это сделать. Его радовало одно: девушка, которую он спас из воды, не была варяжской рабыней, не была Линн, а значит, ее не предадут огню.
Когда Олег вышел из общего зала подышать воздухом, его поймала за руку сестра и отвела в темный угол, где никто не мог подслушать их разговор. Они говорили на славянском.
— Ты поддерживаешь его в этом? — Олег сразу же начал с главного вопроса.
— В чем? В том, что он пойдет на Хольмгард?
— Хольмгард? Ефанда? Что с тобой? Или ты забываешь, кто ты? Когда ты забыла, что в тебе течет славянская кровь?
— Ты придираешься к мелочам… — вздохнула она устало. — Я обеспокоена. Я будто между двух огней. Встану на сторону мужа — предам отца. Помогу отцу — предам мужа.
— Так, значит, муж он тебе теперь? Любишь его?
— Всегда любила. С самого начала.
Олег сжал челюсти и промолчал. Потому как, если бы сказал, что думал, то обидел бы любимую сестру.
— Вчера ты пришел ко мне и спросил, не пропал ли кто из крепости? Помнишь?
Ефанда говорила о вчерашнем утре, когда Олег вытащил Мирославу из реки.
— Я подумала, ты говорил о Линн, той рабыне, что сбежала... как раз в этот же день, — Ефанда облизнула губы, говорила она медленно и вдумчиво, словно пыталась разгадать головоломку. — Но ты не мог знать про Линн... Эта девушка, — она говорила о Мирославе, — ... с рыжими волосами... Это она? Ты ее нашел?
— Сестра, — Олег взял ее руки в свои, — эта девушка не должна попасть в беду. Пожалуйста, не говори ничего Рёрику.
— Я не могу! — шепотом воскликнула Ефанда и вырвала свои руки из сухих ладоней брата, вспомнив о том, что было днем во дворе крепости. — Расскажи ему сам... Он не простит тебе того, что ты скрыл от него. Откуда ты знаешь эту девушку? Кто она?
Ефанда не могла успокоиться. Ей было страшно. Но чего именно она боялась?
— Я не знаю ее. Я лишь спас ее, когда она тонула в реке.
— Тонула в реке? — глаза Ефанды округлились. — Холод стоит лютый! Ледохода еще не было! Какая река?
— Да, — тихо ответил Олег. — Я и сам голову ломаю и никак не могу найти ответы на свои вопросы. Мы с Глебом пошли на Волхвов напоить лошадей, ударили пять-семь раз по льду, а когда вскрыли, смотрим, а там... эта девушка... Местные уж решили, что это сама богиня
— Не зря ж тебя Мудрым называют, — грустно усмехнулась сестра и призадумалась. — И вправду загадка... Главное, Катарине это не говори. Бедняжка целый день пытается найти у этой девушки русалочий хвост.
Они посмеялись и оглянулись. Вокруг было тихо.
— Рёрик сразу поймет, что я что-то скрываю, — покачала головой Ефанда. — Не втягивай меня в эти игры, брат. С этой девушкой явно что-то не так. Она знает наши имена! Она пыталась украсть Линн и увести ее из-под нашего носа! Я вне себя из-за Хо… из-за Новгорода, а тут еще эта женщина!
— Что ж, тогда… надо расспросить ту самую Линн об этом…
— Так спрашивали! Молчит!
— А чего ей не молчать, если ее все равно отправят в огонь, как кусок мяса? — фыркнул Олег.
Ефанда кивнула и собралась было уйти, но Олег остановил ее.
— Ты не выглядишь счастливой, хотя муж вернулся домой, хотя говоришь, что любишь, чего мне никогда не понять. Так почему ты несчастлива?
Ефанда вновь вспомнила, как в гневе ударила Мирославу. Чужестранка не была виновата в том, что была хороша собой и, возможно, нравилась ее мужу (что было лишь догадками и домыслами самой Ефанды), который не любил даже собственного сына. Ефанде было стыдно, но гнев и ревность оказались сильнее. Вся та неразделённая и невзаимная любовь к Рёрику вдруг обратилась в ненависть к Мирославе и была готова выйти наружу.
— Меня просто... Я... Все хорошо, братец. Я просто обеспокоена за нашего отца и дядю не меньше, чем ты. Пусть я и теперь варяжская жена, а сердце у меня еще словенское.
— Не становится ли и оно варяжским, Ефанда?
Она молчала, грустно улыбаясь.
— Быть может, ты и между двух огней, а я… нет.
— Что ты задумал? Поедешь в Хольмгард предупредить? Тебя либо Рёрик убьет, либо сам отец…
— За что же ему меня убивать?
— За то, что предал его.
— Я не предавал отца, и ты это знаешь. А если же и так, то и ты стала предательницей, последовав за мной. И…
Не дав Олегу договорить, Ефанда резко обняла его, попрощалась и убежала к мужу в общий зал, где продолжалась гулянка. Олег, немного помедлив, решил поскакать в Алаборг, что находился в тридцати минутах езды верхом. Он должен был предупредить Глеба.
Когда он отвязывал свою худую кобылку от поилки, он краем уха услышал подозрительные стоны и вздохи за башней. Олег не был тем мужчиной, который лезет не в свои дела не из вопроса воспитания, а из вопроса безопасности. Он не любил брать в руки меч, пусть и владел им хорошо. Его оружием было слово. Однако в этот раз любопытство взяло верх. Уж не чужестранке ли кто пытается навредить или обесчестить ее? Он не мог этого допустить, потому как чувствовал себя виноватым и обязанным ей. Олег привязал кобылу обратно и уверенным шагом, не стесняясь, обогнул раскатную башню и проверил, на месте ли меч. То, что он увидел, было хуже того, что он представлял или ожидал увидеть.