И тысячу лет спустя. Трэлл
Шрифт:
— Ее нет в темнице. Единственный, у кого был ключ от темницы кроме меня, — это Катарина.
— И куда же делся ее ключ? — шепотом спросил Рёрик, пододвигая свое лицо все ближе к опухшему лицу брата — сломанный нос только-только начинал заживать.
— Полагаю, сгорел вместе с ней.
Сгорел, а после Брит был послан Иттан, чтобы выкопать ключ из кургана и соорудить новый так, чтобы никто не увидел следов вторжения. Брит осквернил могилу Якоба, и за это ему полагалась мучительная смерть. Но кто об этом расскажет Харальду или Рёрику? Ведь у Брита больше нет
Рёрик толкнул брата плечом, выходя из кузницы.
— Вывести всех сюда! Живо! Эй вы! Трэллы! Приведите сюда своих господ! Немедля! — Рёрик орал, надрывая горло.
Так на площади деревни собрались все ее жители и воины. Все пятьсот человек. Не считая трэллов. Трэллов никто не считал. Только если их продавали и покупали. Как не посчитали и Райана. Когда его привели на общую площадь, закованного в кандалы, он поверить не мог, что Марне удалось сбежать. Был некто, кто помог ей. А, быть может, сами боги. Сам Господь. Ему было одновременно хорошо от мысли, что теперь ей где-то лучше, но также грустно оттого, что теперь ему придется искать ее. Искать, будучи закованным в кандалы. И ему придется найти ее. Первым. Потому что она знает, где Маккенна. Маккенна — это все. Маккенна — это смысл всего.
Райан стоял поодаль от толпы, щурясь от яркого апрельского солнца. Его глаза совсем отвыкли от солнечного солнца за последние две недели. А еще голова бесконечно зудела. Он готов был лечь на землю и, как кабан, чесаться ее о камни, чтобы тот мучительный зуд стих, и потому его руки, закованные в кандалы, дергались.
— Что с тобой? — спросил Харальд проходя мимо.
— Голова ужасно чешется.
— Почесать? — Харальд буквально хрюкнул от смеха, но все же подошел ближе, достал свой карманный нож и, чуть наклонив лезвие, чтобы не порезать Райана, раздвинул его длинные рыжие копны. — Да у тебя здесь вши!
Райан только закрыл глаза от стыда и досады.
— Давай-ка я побрею тебя. Будешь истинным трэллом. Рёрик будет рад, — Харальд и сам не понимал, откуда вдруг у него взялось настроение шутить.
Тогда он взял волосы Райана в пучок и смело отрезал его ножом. Райан содрогнулся, но стойко молчал и выносил это. Брить голову ножом — страшное дело. Но не страшнее, чем плети конунга. Рыжие кудрявые локоны падали под ноги Райана, а Харальд и не смотрел на свои руки и на то, что делает. Он был занят конунгом и его речами.
— Тот, кто помог уйти женщине! Лучше тебе сейчас сделать шаг вперед и останешься жить! Боги все равно расскажут мне о тебе! Я найду тебя! И тогда я вырежу не только тебя, но и всех твоих близких! Каким бы славным воином ты ни был! А если же ты трэлл! С тобой дело иное! Ты трэлл! Ты глуп! И, возможно, хотел добра. Потому если выйдешь сюда и скажешь, где нам искать вёльву, то мы сделаем тебя лейсингом!
Харальд ранил Райана и заметил это, только когда кровь закапала на его сапоги.
— Извини. А ты храбр. Стоишь — молчишь. Разве не больно тебе?
— Больно, — равнодушно отвечал трэлл и тоже слушал конунга.
Один из рабов все же сделал шаг вперед, и тогда толпа расступилась, давая ему дорогу.
— Так это ты отпустил вёльву, черпальщик?
То был мужчина лет сорока пяти. Его главной работой было убирать горшки с испражнениями и мочой и делать это так быстро, чтобы хозяева и не замечали, что что-то в тех горшках когда-то было. Потому этого трэлла так и звали — черпальщик.
— Ды-а, ко…ко-ко… нун… — пробормотал он едва внятно. Черпальщику редко приходилось с кем-то говорить, и он уже давно забыл все языки.
— Где же она теперь?
— Я только… дверь… открыта… а она… уходить…
— Хорошо, черпальщик. Подойди сюда. Ты смелый человек. Подойди же сюда. Я исполню свое обещание.
Все знали, что с черпальщиком будет дальше. И кто-то уже поднялся на пятки, чтобы увидеть все. Кто-то во вздохом отвернулся. Из вторых были Иттан и Утред. Из первых — Ефанда. Она любила, когда ее муж лишал жизни других. Она любила видеть его сильным и мужественным. И после каждого такого убийства в ней просыпалось нечто то самое женское и плодовитое. Она звала его к себе и ублажала всю ночь. В надежде взрастить внутри себя новое дитя.
Черпальщик, под тяжестью железного ошейника, поплелся к конунгу. Его сердце стучало о ребра. Неужто его и вправду теперь отпустят? А что же он будет делать потом? Ведь единственное, что умеет и помнит он, — это как таскать и мыть ночные горшки.
Рёрик с улыбкой погладил черпальщика по лысой голове. А затем тут же вынул свой меч из-за пояса и снес будущему лейсингу голову. Почти снес. Это было вовсе не так легко. Отрубить голову с первого раза мало кому удавалось. И потому голова наклонилась вправо и повисла на лоскутах кожи. Из сонных артерий плескал и бился кровавый фонтан. Черпальщик еще с минуту стоял на ногах, и викинги ликовали. Рёрик выхватил у одного из своих воинов питьевой рог и набрал в него крови из-под кровавого фонтана. Но пить не стал. Только поднял к небу и начал свой тост.
— О, боги! Обратите свой взор на верных ваших сынов! Мы пьем за вас эту кровь! За вас убиваем и живем! Живем и убиваем! Прославляя вас! Восхваляя вас! Так дайте нам знак! Где эта женщина? Лазутчица ли она словен? Говорила ли она правду о скорой смерти вашего верного воина, Утреда?
Утред, услышав свое имя, вздрогнул. Он и не знал, чему удивляться больше: тому, что Рёрик назвал его верным воином, или тому, что сулил ему скорую смерть. Иттан посмотрела на своего брата-близнеца, такого же красивого и светлокурого, как она сама, и вдруг взяла его за руку.
— Все будет хорошо, Утред.
— Мне придется жить с женщиной, которую я не люблю. А потом еще и умереть.
Иттан только грустно улыбнулась. Она бы хотела сказать, как она понимает его, но не могла.
— Так сделай это лишь формальностью, выполнением обязательства, не больше. Не люби ее и не живи с ней, Утред.
Утред ничего не ответил.
Харальд обошел своего трэлла кругом и рассмеялся.
— И почему я не побрил тебя налысо раньше, как всех остальных трэллов? Теперь смеяться не перестану!