И умереть мы обещали
Шрифт:
Глава четвертая
Рождество мы не отмечали, в связи с трауром. Похоже, и в мое четырнадцатилетние, праздника не будет. Я очень огорчался. Понимал, что не прав, но все равно было грустно. Оленьке все равно – она маленькая, а Маша меня понимала. Няня проболталась, что сестра выклянчила у мамы деньги, якобы для рукоделия, а сама купила мне подарок. Узнав об этом, я тайно от всех прикупил у лавочника Андреева два кулечка конфет и отдал их няне, чтобы она положила кулечки на Рождество под подушки сестрам.
В
Маша юркнула в приоткрытую дверь кабинета, пока месье рылся на книжной полке, положила передо мной маленькую бархатную коробочку. Обслюнявила мне щеку и быстро выбежала. В коробочке оказалась недорогая булавка с бронзовым конем. Безделушка – а так приятно! Как-то вдруг стало хорошо на душе. Надо же, есть сестра, которая помнит, что у тебя сегодня праздник. Раньше не особо придавал этому значению. Ну, есть – и есть. У всех есть сестры, что с того? А тут вдруг подумал, какая же у меня Маша замечательная! Пусть только кто посмеет ее обидеть.
Месье продолжал гундосить по-французски, и меня заставлял произносить согласные «в нос». Пришел Степан, присел у двери на низенькую скамеечку для ног. Он частенько вот так приходил на мои занятия, что сильно раздражала месье де Бельте. А Степан не обращал на него внимание, сидел, что-то чинил: то сапог дырявый, то заплату на портках ставил…
Я делал Степану тайный знак: все – больше сил моих нет. Степан медленно встал и важно произнес:
– Мосье, мальчонка устал. Ему пора на воздух.
– Но мы только подобрались к сути! – возмущался гувернер.
– Никуда она, твоя суть не денется, – возражал Степан.
– Вы не должны прерывать занятия. Я пытаюсь из Александра сделать грамотного человека.
– Вот, и делай. А я должен следить за его здоровьем. Вон, совсем побледнел после твоего Дидро. Надо перед обедом совершить, как вы там говорите, променад.
– Я доложу о вашем поведении, – погрозил месье.
– Да что вы, ей богу, такой неуемный? – усмехался Степан.
***
В этот день разобраться в себе я до конца так и не смог. Почему-то представлял себя колодцем где-то на краю заброшенной деревни: снаружи камни, покрытые мхом, а внутри бездна с темной водой, – странное чувство. Когда я так себя чувствовал, то сразу направлялся на Васильевский остов. В церкви Трех святых служил мой духовный наставник, отец Никодим.
В небольшом помещении с низким потолком было тепло, с мороза
– Никак сын божий, Александр пожаловал, – приветливо сказал он, поглаживая седую бороду, разделенную надвое.
– Здравствуйте отец.
– Никак опять заблудился в собственных чувствах?
– Как в лабиринте Минотавра, – подтвердил я.
– Что ж, где-то у меня был клубок Ариадны, да слово Господне. Рассказывай.
Я ему изложил все, что со мной произошло за последний месяц: о нашем путешествии, о похоронах. Особо меня волновало то, что я совсем ничего не чувствую к покойному деду – ни капельки жалости. Да еще этот траур приходиться соблюдать… Знаю, что это неправильно, что надо предаться скорби и оплакивать покойного… Но, – не получается.
– Ну, что ж ты хотел, Сашенька, – рассудил отец Никодим, хмуря высокий лоб над мохнатыми седыми бровями. – Сам дед твой виноват в сем. Бог же ему сказал, наверняка: прости сына, иначе внуки чтить тебя не будут. Он сделал выбор. Но и ты его теперь прости, за себя прости и за него прости. А то сердишься на усопшего сейчас за свой испорченный день рожденья, а его там, на небе, апостол Петр бранит, на чем свет стоит.
– Правда, что ли? – глупо спросил я.
– Конечно. Прости ему все. А праздники у тебя еще будут, вот увидишь. Да и этот день рожденья просто так не пройдет. Пойди сейчас, поставь угодникам свечку за деда, да помолись. Давай и я с тобой.
Мы стояли у иконостаса и молились. Свечки потрескивали. Отец Никодим шептал молитву и крестился. Я вслед за ним. С каждым произнесенным словом молитвы мой дух обретал спокойствие. Внутри устанавливалось равновесие, и я уже ни на кого не злился, а в моем колодце плескалась свежая вода, играя солнечными бликами.
– Послушай, отец Никодим, я же тебе еще кое-что не рассказал, – выпалил я, после того, как мы закончили. – Я же в лесу со слугой дьявола повстречался.
Горбатая старушка – свечница испуганно вскрикнула, услыхав мои слова, и принялась неистово креститься.
– Сашенька, да что ты такое говоришь, – недовольно покачал головой Никодим.
Я рассказал ему об охоте и ночной встрече с волчицей. Священник слушал меня внимательно. Потом задумчиво сказал:
– Это, Сашенька, – знак. Ждут тебя большие испытания. Готовься. И не забывай, чему я тебя учил. Наше оружие – молитва. Наш оплот – Вера. Наш защитник – Господь. Коль будешь помнить мои слова – выдержишь все испытания.
Я вышел из церквушки спокойный и уверенный в себе. Прежние обиды теперь казались сущей глупостью. Я раздал медяки нищим и пошел темной морозной улицей домой.