И возродится легенда
Шрифт:
Нашла коса на камень. Селестина с Батрисс бились за каждый медный ял, не стесняясь в выражениях. А Дым только крякал: то горестно, то восхищенно.
«…и пронести негодяя на седле к ограде ристалища и установить его там, как будто верхового, и держать его в таком положении, чтобы он не смог слезть или незаметно удрать…»
— У, ведьма! Режешь без ножа…
Не выдержав, поперхнулся стражник, доселе пытавшийся сохранять невозмутимость.
«…до самого конца турнира; а конь
— И объясни-ка, милая, как к тебе попала клубника из оранжерей домеса, — прищурил Светлан ледяные глаза.
Крыть бабе было нечем. Красные пятна на льне, укрывавшем корзину, свидетельствовали супротив нее, как пятна крови на одежде убийцы. Щеки Селестины стали кирпичными, а сама она сбавила тон. И принялась втирать о брате-садовнике, пожалевшем сиротку и одарившем самой мелкой клубникой, которую милостивый домес все равно есть не станет.
Галь от причитаний отмахнулся, большой горшок со сливками и корзину клубники отобрал и велел Селестине явиться для разбирательства к себе вечером во дворец.
— Жадность дуру сгубила, — заметила Батрисс вполголоса.
Дым фыркнул: контрабандистка сама не чужда была этого порока.
И под зычное увещевание:
«…его садят на шею коня так, чтобы он держался руками за лошадиный зад, а его булава и меч бросаются на землю…»
«…он может быть бит снова, его подпруга срезается…»
«…до тех пор, пока он громким голосом не попросит у дам прощения, так, чтобы все могли слышать его, и не пообещает никогда больше не говорить плохого и мерзкого им…» — все четверо приступили к трапезе.
Глава 12
— Все говорят, говорят, а начнут когда? — Дым потянулся за скамью, чтобы погладить кошку, дрыхнущую на тощих пажьих коленях.
— Это не деревенская драка, господин маг. Это ритуал, таинство, если угодно. Чествование святой Тумаллан.
Светлан хмыкнул.
— Ну, и способ показать наимоднейшие туалеты, продемонстрировать свои богатство или доблесть. И как следует заработать.
— Или вытряхнуть из сундуков бабушкино старье, — Батрисс провела по рядам ревнивым взглядом. — Не скажу, что мне этот балаган не нравится. Нравится, и даже очень. Но неужто эти глупые курицы на что-то надеются?
Галь приложился к баклажке с вином, сделал основательный глоток. Воткнул на место пробку, вытер губы. И, лишь изрядно всех истомив, ответил:
— В общем, ясно, кому король отдал свое сердце. Но какая интрига!
— Этой, что ли? — Батрисс кинула презрительный взгляд через примаса на продолжение парадной скамьи, где, подпираемый сверху и снизу богачами и щеголями в мехах, с фестонами и колокольцами, устроился галдящий и пестрый птичник матрон и благородных девиц. В рогатых чепцах, лентах, венчиках и диадемах. Шелках, атласах, парче, рытом бархате. В яхонтах, бирюзе, жемчугах. В сурьме,
Галь наклонился к контрабандистке:
— Сударыня не любит мону Ветлу?
— Пусть ее леший в сене любит! Если найдется такой дурак.
— Это когда же вы познакомились? — удивился Дым.
Брюнетка яростно фыркнула:
— Тогда! Эриль ушла с Лелем, ты беспардонно дрых, а у меня закончилось вино. Ну, я и вышла. А бургомистерская дочка ошивалась у нас под дверью. Сказала, что коридоры перепутала. Вы ее не встретили?
— Нет, — коротко отозвалась Эриль.
— И что же дальше, милая? — Галь сжал через подол колено Батрисс.
Красавица ожгла его синим взглядом.
— Я рассказала ей байку о шарфике.
— О… о-о… О! — глава тайной службы застонал от смеха, хлопая себя по бедрам.
— Только рассказала? — поинтересовался Дым, перекрикивая взревевшую толпу.
— Тебе бы только девушек смущать, — Батрисс оперлась на ограждение, якобы целиком отдаваясь зрелищу. Облизала пухлые губы.
— О каком шарфике? — Эриль поняла, что губы не хотят повиноваться, да и голос выходил ломким и хриплым.
— Ты не простудилась часом? — забеспокоился Дым. Вуивр медленно покрутила головой.
— Да так, ерунда, — отмахнулась Батрисс, невинно сверкая похожими на сапфиры глазами.
— Мне просветить мону? — начальник тайной службы приклонил голову к плечу.
— Ну, — контрабандистка свела пальцы в замок, — ежели так настаиваешь, слушай. Заранее прости за пикантные подробности, а морали мне пусть прочтет священник на исповеди. Договорились?
Первая пара рыцарей съезжалась вдоль барьера, с копьями наперевес. Поднимался облаком и опадал взрытый песок. С хрустом разлетелись щиты.
— О, есть! — прижимая к животу кошку, вскричал Дым. Батрисс сердито дернула рукой.
— Я пообещала проводить блудную… заблудшую душу в жилые покои, но поскольку там было темно, а замок я успела подзабыть… В общем, мы попали в мыльню. Судя по всему, лет пять ею вовсе не пользовались. Или семь, — Батрисс фыркнула носом, точно сдувая пену. — Но, скажу я вам, вода очень даже шла. А на полке я обнаружила мыло. Как вы знаете, пауки мыло не едят.
— Это как сказать! — маг покрутил шеей в атласной пройме. — Если говорить о приживалах…
Он скосил желтовато-серые глаза на примаса и продолжать не стал.
— Это был самый обычный паук! — визгливо огрызнулась Батрисс. — Дохлые. И старая паутина. Но мыло я извлекла. А балея… чудо что за балея! На львиных золоченых лапах, слегка ржавая, но глубокая и просто огромная. Я поняла, что могу там утонуть… в одиночестве. И потому новую подружку из рук не выпустила.
— Синяков не наставила?
— Ды-ым… Она и сама-то бежать не торопилась. Похоже, мы обе нуждались в сведениях. И, — контрабандистка дернула узким плечиком, — в купании. Ну, чтобы охладить голову… то-се…