И залпы башенных орудий...
Шрифт:
Эсминцы себумов выстроились клином и медленно приближались. Множество космоистребителей группировались двумя крыльями по обе стороны от эсминцев. Десантный транспорт и корабль-матка держались в стороне.
— Маневровая готовность! — крикнул Середа.
— Есть маневровая готовность! — ответил неизвестный парень, веснушчатый и угрюмоватый, согнувшийся за пилотским терминалом.
— Гравикомпенсаторы — на максимум! Поле по фронту! Посты УАС — к бою! Полной тягой по хорде!
Крейсер окутался фронтальным полем отталкивания и бросился на вражеский клин. Ближайшие три эсминца оказались в активном фокусе орудий «Доннара».
— Огонь! — грянул Середа.
Эсминцы попытались выставить защитные поля, но удар батарей крейсера сокрушил эти радужные пленочки. Корабли противника поражались сразу во многих местах, раздувались сферами атомного огня, ломались, вспухали бортами и лопались, швыряя сгустки пламени.
Эскадрилья истребителей совершила заход с левого фланга, но Вайнштейн вовремя врубил искривитель пространства. Это было похоже на прозрачный занавес — он колыхнулся так, что звезды за его незримой плоскостью закачались, меняя цвета от красного до голубого и обратно, и маленькие космоатмосферники налетели на него. И пропали, распались на кварки в области нелинейности, оставив по себе лишь слабое излучение.
— Истребители слева! — заметалось по боевой рубке. — Мидель-батарея — пли!
Прорвавшиеся истребители построились «рефлектором» и одновременно испустили лазерные лучи, складывая их в пучок. Така замешкался, и лучевой шнур ощутимо задел мидель-сегмент, покрыв внешнюю броню сотнями каверн, кипящих изжелта-белой биокерамикой.
— Два эсминца прорвались! — закричал веснушчатый. — Атака по надиру!
— Ставлю по диаметру! — резко произнес Паа Такет.
Середа увидел, как пара вражеских эсминцев зашла крейсеру под днище. Если сработают их главные боевые установки, то сразу две области нелинейности лизнут «Доннар», и уже никакое поле не спасет — когда трещит метрика, материи приходит конец…
Сильно сплющенные сфероиды вверху надстроек эсминцев развернулись и перекосились.
— Така! — завопил Середа. — Стукни их полем!
Кхацкх понял. Эмиттеры заглотили энергии столько, что чуть не подавились ею, и резко выбросили секторальные защитные поля вниз. Одно поле ударило правый из эсминцев по надстройке и переломило себумский генератор нелинейности надвое, как пряник, а другое опрокинуло левый корабль на борт, и сгенерированная область нелинейности поглотила его.
Залп батареи Вишневского добил опрокинутый эсминец.
Последний из уцелевших кораблей кинулся наутек, но уйти из нормального пространства ему не дали — «Доннар» бросился следом, как разъяренный медведь за нахальной лайкой, и располосовал эсминец аннигиляторами. Истребителеносец, маячивший вдалеке, тоже решил уйти в подпространство. Середа понял это по поведению космоистребителей — те всем роем метнулись за стартовавшим кораблем-маткой.
— Догнать! — закричал Середа. — Нельзя позволить им уйти. Наведут на нас весь флот!
Ходовая и боевая рубка зашумела на десятки голосов, торопливо отдающих команды по нисходящей. Истребителеносец резко увеличился на панорамном экране и попал в активный фокус. То, что вырвалось из орудий крейсера, в вакууме видно не было, но результат воздействия украсил космос ярко-фиолетовым шаром пламени и мерцающей голубой туманностью между расходящимися кормой и носом корабля-матки. А вот большой десантный транспорт решил соригинальничать и вошел в атмосферу Алты. «Доннар» добил его над северной базой — корабль расползся огненным облаком.
— Всё, — устало проронил Середа. Он усмехнулся и оглядел рубку. — Поздравляю, друзья, с первой победой…
— Спасибо! — вразнобой ответили новобранцы.
— Спасибо скажете теше, — ухмыльнулся Копаныгин, — когда она угостит вас блинами. В Космофлоте положено отвечать: «Служим Земле!» Ну-ка!
— Служим Земле! — рявкнули хомо, кхацкхи и один семигуманоид.
— То-то! — довольно улыбнулся капитан.
Глава 8
ПРОРЫВ
Почти пятьсот человек «прописались» на крейсере, из них в экипаж попало чуть больше половины. А требовалось тысяч шесть — пилотов, канониров, инженеров, операторов. Не хватало ни рук, ни голов.
Виктор не спал уже четвертые сутки, держался на одном спорамине, а что было делать? По бортовому времени в сутках двадцать четыре часа, ему же не хватило бы и тридцати. Работали все, путая день с ночью, но флагману приходилось тяжелее прочих. Таков был его пост. Его долг. Да и нужда была.
На ходу проглотив бутерброд, Середа запил его компотом. Он стоял у панорамника в ходовой рубке и любовался звездами, погруженными в глубочайшую пучину темноты. Такого неба из Солнечной системы не увидишь, мешают темные завесы холодной материи — если бы их можно было раздвинуть, то земные ночи казались бы не черными, а пепельными.
Слева, похожая на клуб светящегося дыма, испещренная черными провалами, висела туманность — словно облако разметало по мраку. Сверху от нее уходили тусклые серые клочья, постепенно растворявшиеся в бездонных межзвездных пропастях.
А справа, выглядывая над облаком темной пыли, сияла плотная светящаяся масса из неисчислимых роев звезд — ядро Галактики…
— Флагман! — послышался голос Таппи.
Середа вздохнул и сказал:
— Слушаю.
— Себум исчез! — растерянно доложил Нупуру.
— Что-о?! Как это — исчез?
Таппи развел руками.
— Да так вот! Мне надо было к нему в камеру зайти, датчик поменять. Открываю дверь, а там пусто!
Середа стремительно покинул рубку. Камера-хранилище, куда поместили бывшего капитана крейсера, находилась рядом, на той стороне коридора. Виктор откатил дверь и вошел внутрь. В камере никого не было. На полу валялся поднос с остатками рыбных палочек и емкость с водой, в воздухе витал неприятный едкий запах.
Середа выцепил плашку коммуникатора и рявкнул:
— Гумм-на-Взат! Срочно в ходовую рубку!
— Есть! — откликнулся семигуманоид.
Правильно понимая сущность слова «срочно», Гумм-на-Взат прибыл через две минуты.
— Я здесь, мой Викк! — доложил он, застывая в позе почтения.
— Ты когда в последний раз кормил себуму? — спросил Середа.
Гумм замешкался, соображая, и ответил:
— Три дня назад.
— А после?
— А пос-сле себумой занимался Никк… как это… Ник-китос.
— Никита? — переспросил Середа, припоминая юношу, интересовавшегося его боевыми подвигами. — А почему он?