И залпы башенных орудий...
Шрифт:
Страут сразу узнал себумский крейсер — доброфлотовская кристаллозапись все же пробилась в эфир, хоть и однажды. Там показывали такой же, висевший в небе Варианы. Съемка была плохая, сделанная наспех, фокус прыгал — то вверх скакнет, на шар, извергающий радужные струи, то вниз, где клубились плазменные взрывы. Но то, что он видел в хронике издалека, никак не увязывалось с тем, на что устремлены были его глаза сейчас и здесь. Вариана — это понятно, но как бедствие войны может задеть его Землю?!
Над домами просвистели два истребителя-космоатмосферника. Сперва Алексей загордился, но очень скоро его ура-патриотический позыв сравнялся с нулем и даже ушел в минус. Истребители сближались с крейсером, они становились все меньше и меньше, пока вовсе не затерялись на сегментированном фоне. Земная мошкара на теле инопланетного динозавра…
Оба истребителя выстрелили по нарушителю, два огонечка блеснули и погасли. Следом вспыхнули оба космоатмосферника, растаяв в небе сизыми дымками. А крейсер, видимо, решил наказать хомо за строптивое поведение — разверз хляби небесного огня и прошелся вдоль полуострова излучателями антиматерии. Яркость бледно-лилового пламени и температура были так велики, что листья на деревьях по всей Суйфунской пожухли, а опаленные волосы затрещали. Страут упал, откатываясь за парапет террасы и гадая, сколько ему перепало рентген. Тугой волной налетел ветер, пышущий жаром, как из топки, донося чудовищный грохот.
Убийственное сияние аннигиляции погасло, и Страут на секундочку выглянул из-за парапета.
Дома, парки, улицы, мосты сдуло в первый же момент, и аннигиляторы крейсера взялись разрывать земную кору. Грунт, скалы, глина — все раскалялось докрасна, дожелта, добела. Смертоносная лава текла по развороченным улицам, огненными реками впадая в Золотой Рог. Громовое шипение глохло в тучах грязного пара. Продемонстрировав силу, крейсер открыл огонь по кораблям в порту. Потоки плазмы пробивали палубы, разламывали суда пополам или сжигали лишь носовые части. Корабли подбрасывало, они плавно валились на борт, показывая мокрые днища, и переворачивались. А себумы не успокаивались, они будто играли — пробивали судам дно, и тогда вверх били гейзеры мутной воды, выдавливаемые тонущими корпусами.
Колоссальный шар проплыл над городом. Переваливая сопку Орлиное гнездо, задел по пути энергоантенну и решетчатые мачты синоптических конденсаторов, но не обратил на это внимания.
Зависнув над макушкой сопки, крейсер стал медленно вращаться, потом выпустил струю плазмы, и та прочертила по городу широкую окружность, огненную борозду, пережигая все подряд — жилой комплекс, эстакаду, старинный ГУМ, дом Морского собрания. Удовлетворившись нанесенным ущербом, себумы двинулись дальше. Но не вернулись мир и покой.
Страут приподнялся над парапетом и долго глядел на полуостров Чуркина, затянутый дымами то черного, то синего, то красного цвета — там, где искусственно порожденная лава еще не остыла. Грохот стих, зато прорезалось множество иных шумов — крики, сирены, гул пожаров, скрежет рушившихся конструкций.
Страут медленно провел ладонью по бровям, волоски которых обгорели и оплавились. В нем не было страха, не было ненависти. Алексей испытывал чувство непомерного унижения и полнейшей беспомощности, такой, что хотелось пасть на колени и выть.
— Ну, погодите, — проговорил он, разжимая сцепленные зубы, — ну, погодите…
Потом махнул рукой и побрел вниз, к порту. Там столько беды стряслось, что его руки будут нелишними…
За иллюминатором синела полоса калифорнийского берега, изредка застилаемая редкими белесыми облачками. А внизу, словно просыпанные семечки подсолнуха, плыли кашалоты. На юг.
Форрестол Кейн, единственный пассажир в этом отсеке ульдера, летел в одном направлении с китами. Настроение у него было мерзопакостное. Уволить! Его!
Форри процедил сквозь зубы что-то энергичное и несогласное с приличиями. Он летел на Гавайи, намереваясь развеяться в Гонолулу, но уверенности в том, что цветочные гирлянды помогут, было мало.
Километров за двести до Гавайских островов голубой океан вызолотило — от горизонта до горизонта зажелтели планктонные плантации. Уборочные комбайны в полтора километра длиной процеживали кисель из диатомей и рачков, переправляя сухой остаток на круглые самоходные плоты, где его превращали в съедобный концентрат.
Промелькнул широкий Гавайский коридор — огражденный с двух сторон переход через планктонные поля, по которому следовали синие киты.
На юге показалась зеленая зубчатая полоса острова Гавайи, заблестел пролив, проплыли рощи Мауи, и турболет описал вираж над Оаху, средним островом архипелага.
С востока горбился заросший лесом до самых вершин хребет Коолау, на западе дугою изогнулись горы Вапанае, а посередине лежала цветущая долина.
— Гонолулу, сэр… — скрипнул интерком.
Мелькнула еле узнаваемая «Алоха тауэр», запестрели крыши бесчисленных коттеджей, и в иллюминаторе появились огромные пищевые комбинаты Пёрл-Харбора.
— Сэр, идем на посадку. Просьба включить фиксаторы.
— Понял… — буркнул Кейн и двинул рычажок.
В аэропорту Форри раздраженно отмахнулся от пышной гавайки, бубнящей: «Алоха оэ» и все пытавшейся навесить ему на шею гирлянду орхидей.
— Отстань, а? — проронил он с чувством и побрел к стоянке.
Пятый по счету атомокар — совсем новенький «Тестудо», только дверца помята, — был свободен. За ветровым стеклом спокойно горел зеленый огонек, а ключ с нелепым брелоком болтался у рулевой дуги. Форри забрался на сиденье, включил кондиционер, после чего завел двигатель и выехал со стоянки. Переключить с зеленого на красный он догадался, лишь выехав на шоссе H1.
— Занято! — свирепо фыркнул Форри махавшим на остановке и выжал акселератор так, что покрышки взвизгнули.
Слева потянулись крытые пышной зеленью горы, справа синел океан, прямо, почти на горизонте, дыбилась Алмазная Голова, потухший вулкан, у подножия которого искрились великолепные пляжи Вайкики.
«Что-то надо делать, — хмуро размышлял Форри. — Найти работу и доказать этим всем…» Дальше его мысли не шли, вязли и буксовали. Что доказать? И зачем?
Устроиться будет несложно, тем более с его квалификацией. Нынче работниками не швыряются, да и не все ж такие принципиальные идиоты, как начальник Отдела китов…