И залпы башенных орудий...
Шрифт:
А бомбардировщики все ткали и ткали «ковровую дорожку», выжигая все живое вдоль Берега Красных Зорь. Опустошив отсеки, они уступали место пилотам, дожидавшимся своей очереди, пополняли боеприпас на кораблях-матках и возвращались.
Бомбы ложились густо, превращая в огненный ад всё видимое от горизонта до горизонта — теперь на месте зеленых островков, отороченных белым кружевом прибоя, из грязных волн поднимались угрюмые груды шлака и пепла, развороченные, дымящиеся, абсолютно безжизненные.
А на третьем часу непрерывной бомбежки Верховный координатор скомандовал отбой — Ис-Су вышел на связь и передал, что Общественное Раздумье продлилось недолго. Себумы, впечатленные мезонным побоищем, решили дать бой в системе УВ Кита — сотни военных кораблей в радиусе двухсот светолет выходили из подпространства. Вескусиане всегда стремились разгромить неприятеля в одной большой битве, чтобы потом не отвлекаться на мелкие стычки. Но впервые в истории враг напал на Вескус, истребил миллионы особей Великой Совокупности, и привычные рассуждения об эффективности и оптимизации сочетались теперь с нервозностью и легкой растерянностью.
Не могли жалкие хомо сокрушить грозную силу Крепостной Сферы, но они свели ее на нет. Не могли напасть на материнскую планету вескусиан, не могли подвергнуть Великую Совокупность грубой биозачистке, но они напали и подвергли.
И в миллиардах цереброидов впервые закопошилось сомнение в исключительности Эсс-Усс. Мезонная бомбардировка расшатала основу бытия себумов, поползли трещины по устоям их цивилизации…
Глава 27
ДИЕКПЛУС
Таппи Нупуру недолюбливал скафандры, хоть жесткие, хоть полужесткие и мягкие — все они скрывали его новенькую форму и главное — погоны капитан-командора.
Но Альбертина не входила в число кислородных миров, ее густая, «бешеная» атмосфера закручивала ураганы из аргона и ксенона, сдобренных аммиаком и капелькой углекислоты. Но больше всего здесь было пыли, тончайшей голубой пыли. Пыль наметала дюны и барханы, в белесом небе клубились пылевые тучи, пыльные бури стонали, кричали и выли по внешней акустике.
Таппи влез в скафандр, нацепил заряженный кислородный синтезатор, проверил батарею и сказал дежурному:
— Я выйду, прогуляюсь…
Дежурный, отъевшийся Токмаков, дослужившийся аж до капитана космопехоты, бодро кивнул.
Таппи опустил лицевой щиток гермошлема и отправился в шлюзовую камеру. Внешний люк поддался не сразу — песку намело по колено. Кое-как протиснувшись, Нупуру первым делом прицепил страховочный фал — здешние штормы вполне могли и унести человека. Сощурившись, он осмотрелся.
После утреннего тайфуна ветер стих, пыль унесло, оголив плавные волны синих песков. Стало светлей, на юге туманились морщинистые складки гор. Из ангара выползли киберы, высвеченные призрачным голубым ореолом, — электризация здесь просто чудовищная!
Капитан-командор обошел купол капонира кругом и выбрался к складам, похожим на прикопанные бочки. Крепкие решетчатые мачты антенн пыль надраила до блеска, а вот серый металлопласт не поддавался истиранию. Таппи дошагал до гладкой посадочной полосы, серебристую рубчатку которой основательно замел синий песок, и остановился. Дальше голубые дюны разглаживались и пропадали за кромкой гигантского провала.
Кому угодно Альбертина могла показаться скучной и унылой, сплошные муть и вихрь, но Таппи полюбил этот странный мир. За что? Объяснить он не мог. Нет, ну правда, что можно сыскать в голубых пустынях, с начала времен пораженных великой сушью? А вот нравилось ему! Таппи часами пялился в иллюминатор, когда по ту сторону купола ревела буря, любовался перепадами вздыбленных песков, зелеными огнями, хороводящими в мятущейся мгле…
Пискнул вызов. Капитан-командор включил прием и сквозь скорбный треск атмосфериков расслышал голос Токмакова:
— Капитан-командор!
— Что? — спросил Таппи, чуя недоброе.
— Тут приборы… Они… того… регистрируют…
— Что регистрируют? — повысил голос капитан-командор.
— На орбите три себумских корабля!
— Ах ты дрянь паршивая!
Таппи, живо сматывая фал, вернулся в шлюз-камеру. Когда он ввалился в отсек, там уже собрался весь персонал базы. Космопехи переговаривались.
— Массу просчитал?
— Да тут мегатонны прут!
— Ганс, что скажешь?
— Финиши распределены по изохоре, векторы дрейфа отсинхронизированы…
— И что дальше?
— Я-то откуда знаю?
Нупуру выбрался из скафандра и прошел к экранам масс-уловителей. Все четыре продолжали отслеживать возмущения в «нормальном» пространстве — себумские корабли продолжали ломиться, кривизна нарастала, финишные сферы, волчки и конусы сложно интерферировали, создавая причудливую картину из пляшущих созвездий. Счетчики инверсного излучения мелодично взревывали, давясь беспорядочными всплесками.
— Сколько уже финишировало? — спросил Таппи.
— Более пяти сотен, — доложил Токмаков, потея.
— Сколько?! Ганс, живо вызывай Землю!
Ганс Штейнбах метнулся к громоздким агрегатам Д-передатчика и оживил их. Изображение на экране было плохим, рябило и перекашивалось, звук «плыл», но тут уж ничего поделать нельзя было — когда поблизости финишируют целые флоты, корежит даже подпространство.
— Слушаю вас… «Экваториана»… — донеслось с далекой Земли. — Прием…
Таппи узнал Копаныгина даже в искаженной картинке, расслоенной и прыгающей.